– Знаем мы твои тексты. «В старом замке жил барон и поил чайком ворон». Слышали уже.

Эри прыснул от смеха:

– Тим, у тебя все песни такие?

– Нет, – с подчёркнуто гордым выражением лица ответил басист. – Только половина.

– А вторая половина какая?

– Про межгалактический десант.

Эри не удержался и расхохотался на весь чердак:

– Тим, ты должен мне это показать!

– Нет-нет, – живо пошёл на попятную автор. – Я ещё не свёл эти сюжетные линии воедино! – и засмеялся, признавая абсурдность этой идеи.

– Они нашли друг друга, – пробубнил из тёмного угла Рамси, раскинувшийся прямо на матрасе Эри и уже полтора часа бездельничавший.

– Эй, Рамси, сделай доброе дело, – обратился к нему Тим, – скажи нам: то, что мы играем, вообще можно слушать тем, кто ничего не понимает в музыке?

Спортсмен хмуро взглянул на басиста и пожал плечами:

– А мне-то откуда знать? Может, сам расскажешь мне, что я должен думать о вашей песне?

– Неужели даже ничего не чувствуется? – спросил Эри, перебив уязвлённого Тима, который явно собирался сказать в ответ что-то не очень мирное и дружелюбное.

– Что ты имеешь в виду? – Рамси неодобрительно покосился на внезапно вклинившегося в их диалог гитариста. Чувствуя, что неосторожно подобранные слова могут вызвать негативную реакцию у парня Тессарии, Эри призвал на помощь всё своё красноречие:

– Ну, как бы сказать… Говорят, что настоящая музыка должна делать людей свободнее. В смысле, когда она звучит, ты чувствуешь, что нет непреодолимых преград, что всё решаемо. У тебя поднимается настроение, ты хочешь сделать этот мир лучше…

– Я ни-че-го в этом не смыслю, – процедил Рамси, прервав поток мысли юного теоретика. – Эти ваши вопросы не ко мне.

– Понятно. Мы все безнадёжны, – ухмыльнулся Тим, глядя на Эри. Тот, возможно, и собирался что-то сказать, но тут раздался стук в дверь чердака, окончательно прервавший разговор. Это был Одди.

Признаться, я был удивлён, впервые увидев нашего клавишника. Коротышка, совсем ещё ребёнок, с тёмно-золотистыми волосами, в каком-то видавшем виды свитере и в больших очках, он робко стоял за дверью, сжимая в руках толстую папку – должно быть, с гаммами или чем-то подобным. Тессария немедля представила нас друг другу.

Интересно, где она вообще его откопала? Обычный юный «ботаник», втайне озлобленный на жестокий мир. Из таких в будущем вырастают злобные гении, мечтающие взять в свои руки власть над человечеством… или такое всё же случается только в кино?

Мальчишка робко протянул мне руку:

– Оддмунд Вергаур. Значит, вы… Эри, да?

Я хмыкнул и пожал руку:

– Он самый. Ты ведь не обидишься, если я буду звать тебя Одди? – украдкой я стрельнул взглядом в Тессарию. Интересно, заметит она это или нет?

– Все меня так зовут, – без особого выражения в голосе проговорил мальчишка. Позже я понял, что у него вообще была такая манера речи, почти лишённая каких-либо эмоций в голосе. Защитная реакция, должно быть. А тогда, поначалу, я уж было подумал, что он просто обиделся на меня. А наша уважаемая госпожа «Тессария и никак иначе», похоже, так и не обратила внимания на мой скрытый выпад в её сторону.

– Одди, давай, я уступаю тебе твоё место, – и она церемонно поклонилась, отходя от синтезатора. Юное дарование подошло к инструменту и робко пару раз брякнуло по клавише… си, может быть. А может, и нет: никогда не умел определять ноту на слух.

– Так, а вы что замолчали?! – накинулась на нас Тессария. – Давайте репетируйте, у нас всего девять дней до концерта!!!

– Да! – гаркнул из угла Рамси, стараясь поддержать девушку. Оба обменялись весьма тёплыми взглядами.

И мы начали играть.