– Когда кишлак чистили, пуля чиркнула, – беспечно махнул он большим пальцем за шею. – Прямо здесь просвистела.

– Испугаться успел?

– Никак нет. Да и зачем? Если просвистела, значит, не твоя, свою все равно не услышишь…

Подбодрив парня несколькими словами на отвлеченную тему, лейтенант отправил его отдыхать, а в голову полезли нехорошие, вязкие, красные мысли, и он мотнул головой, отгоняя туманный, еле уловимый образ окровавленного лица парня, медленно падающего навзничь в пыль забытого богом и людьми кишлака. Помогла отвлечься от неприятного осадка в душе, оставшегося после этой непродолжительной беседы, только паленая саднящая точка, в задумчивости поставленная им раскаленным жалом паяльника между большим и указательным пальцами левой руки. Вскочив с табуретки от пронзительной и яркой боли, он машинально вцепился губами в обожженное место, снимая языком неприятные ощущения, но более эффективным обезболивающим оказался внезапный звонок начальника связи отряда по закрытому радиоканалу, который быстро отвлек внимание на другие вопросы, помогая справиться с этой привычной, но довольно неприятной профессионально-служебной мелочью:

– К тебе внеплановый «борт» уже вылетел… вроде… Так что встречай. Высылаю полевой кабель, у вас там некоторое движение ожидается… Что? А, скоро узнаете, какое, не уполномочен… Две радиостанции пришли из ремонта, и твой прапорщик с «боевых» возвращается, будь с ним повнимательнее, он представлен… Что? Тьфу, не представился, а представлен, к награде государственной… За что? Да там такая каша заварилась, а он помог ее расхлебать, в общем, сам расскажет… Все, до связи, удачи вам…

Лейтенант, то мотая обожженной рукой в воздухе, то прикладываясь к ней губами, заглянул в небольшую комнатку на входе в узел связи и с надеждой на исчерпывающую информацию спросил у дежурного по мангруппе, когда будет «борт», просто спросил, так, без всякого подвоха, но тот, поудобнее устраиваясь на самодельном, сколоченном из снарядных ящиков кресле, поправляя под собой серую, выцветшую подушку без наволочки, лишь усмехнулся:

– Это не прогноз погоды, этого не знает никто, слушай и да услышишь…

Лейтенант дежурно улыбнулся дежурному, молча вернулся к себе в каптерку и минут двадцать проковырялся с перебитой антенной, приводя ее в соответствие, а потом поднялся из блиндажа на поверхность горизонта событий и, внимая только что полученному, полному библейской мудрости совету, недоверчиво прислушался. Тонкое ненавязчивое жужжание где-то далеко за сферой принимаемых сознанием во внимание мелочей, которое быстро сменилось стремительно нарастающим рокотом, застало его уже подбегающим к вертолетной площадке. На старте крикнув дежурному по взводу, чтобы тот прислал двоих солдат, на финише он уже перепрыгнул через сухой арык, прошел сквозь полосу уже знакомых тополей, окружающих «взлетку», вышел на открытое пространство и оторопел. Бешено заколотилось сердце, во рту пересохло, и он, находясь в определенном психическом состоянии, известном как «дежавю», сначала не понял, потом не поверил, а затем сконфуженно покраснел, потому что два знакомых белобрысых солдата с оружием и в касках, теперь используемых по прямому назначению, сидящие на корточках в тени дувала полевой оперативной группы, который белел за зелеными металлическими плитами вертолетной площадки, заметили его сразу, но в этот раз повели себя совсем по-другому – следуя положениям строевого устава, они уважительно встали, на несколько секунд приняли строевую стойку, а потом вернулись к своим прямым обязанностям.