– Сейчас же, – рявкнул отец в трубку, демонстрируя дурное настроение.

Вот же черт. Общаться с родителями, я и без того не любил, постоянные их нравоучения, что надо развиваться, получить диплом, потом работа в офисе и так по знакомому сценарию. А я не хотел превратиться в копию отца, который к сорока пяти успел обзавестись язвой, лысиной и тремя детьми от разных женщин. В мои планы не входило созерцать жизнь через оконное стекло офиса на двадцатом этаже, при этом быть упакованным в дорогущий костюм от модного модельного дома.

Меня больше привлекала жизнь, наполненная эмоциями, путешествиями и отсутствием обязательств перед кем-либо.

Однако спорить с отцом не стал, помня, что пока своей обеспеченной молодостью обязан ему. Папаша ловко мог перекрыть этот вентиль с денежным потоком, что тек мне в карман, и тогда точно пришлось бы идти и торговать шпинатом на рынке.

Нехотя отправился к нему, бросив машину перед входом в здание.

Настроение у бати было ни к черту. Он хмурился, расхаживая по кабинету, сосредоточенно что-то разглядывал у себя под ногами, а я отметил, что за тот период, что мы не виделись, он, кажется, еще больше постарел.

– Явился! – хмыкнув, произнес родитель, указав мне на свободное кресло.

Плюхнулся в него, закинув ногу на ногу. Ну что на сей раз-то? Снова с деканата звонили, грозились отчислить?! Неужели кто-то еще пытался так надавить на папашу, чтобы стрясти с него бабок на нужды универа.

– Ты же позвал! – развел руками. – Любопытно узнать, зачем я тебе потребовался только.

– Как мать поживает? – неожиданно поинтересовался он, заставляя меня цокнуть языком.

Отец не очень любил заводить разговоры о моей матери, считая ее абсолютно бесполезной женщиной – инфантильной, корыстной и ленивой стервой.

Я, конечно, хлопал глазами при этом, поражаясь, как их сатана вообще свел. Слишком разными они были. По-моему, точек соприкосновения у родителей было минимум, но жизнь – штука коварная.

– Цветет и пахнет, – скривил я губы, по правде говоря, ее не видел уже недели две, да и не горел желанием. – Передавала тебе кое-что.

– Догадываюсь, – выдал отец, устраиваясь напротив. – Но вызвал я тебя сюда не за этим, – его тон не радовал, слишком строгий, мрачный, словно собирался папа озвучить нечто страшное. – Тебе пора взяться за ум, – отчеканил он, заставляя меня подавиться слюной. Оставалось лишь ему добавить, что завтра к десяти я должен явиться сюда в костюме и с галстуком, который смогу затянуть потуже, если все это мне встанет поперек горла.

– Иначе? – вскинув бровь, протянул я в ответ.

– Мне придется поговорить с твоей бабушкой. Она единственный адекватный человек в вашем семействе. И тогда ты сам знаешь, что будет.

– Ага, прощай, сладкая жизнь. Что-то по отношению к другим отпрыскам ты ведешь себя менее деспотично, –  не сдержался я, произнеся с укором.

– Возможно, потому, что другие не просаживают огромные суммы в месяц, учатся, и мне не приходится за них краснеть, –  ударил он кулаком по столу, пытаясь произвести впечатление.

С одной стороны, хотелось хлопнуть дверью, послав все к дьяволу, с другой, я все же был зависим от него. Начни показывать зубы, отец мог еще и из завещания вычеркнуть, не пожалев ни разу.

– Хорошо, – вытянул руки вперед, – постараюсь подойти к учебе ответственно.

–  Постарайся, – повертел он браслет дорогих часов на запястье, – но для начала я забираю у тебя машину.

– Что? – вскочил я со своего места, нависнув над его письменным столом.

В душе ярость разливалась оловом, какого хрена вообще. Что за идиотские приемы по перевоспитанию. Он издевался, что ли! Я на такое согласен не был. Заберет он тачку и что?! Его сын должен на трамвае кататься по проездному?