Сработала армейская выучка: подскочил, нащупал в ухе подаренный мусор. Таракан крутился у ног, подскакивал цирковым пуделем, лаял по-своему, хотел сообщить новость.
– Чем ты обеспокоен? – прислушался: в пустоте мрачного холла гулял сквозняк.
Выйдя из терпения, Кардинал решился на отчаянный шаг, молнией вскарабкался по брюкам, прыгнул на сюртук, вырвал из рук подарок, приставил к уху.
– На нас напали, мастер Грэм! – прошелестел бархатный голос. Кардинал кричал изо всех сил. – Дверь открылась. Он там.
«А Корвус сказал: их никто не слышит».
– Никого не вижу, кроме маленького наглого создания!
– Лучше это не видеть, мастер Грэм. Оно испугало бы даже хозяйку Домну.
Про Домну уже кое-что было известно. И хотя труп образования по-прежнему крепко держал за горло, я предпочел с хозяйкой в храбрости не соперничать и в прятки не играть. Вооружившись копьём и косточкой в ухе, с преданным оруженосцем подкрался на цыпочках к склепу. Кардинал ступал как-то по-особенному: вытягивая лапки в разные стороны, скользил водомеркой. Дверь была не заперта. Прячась в сторонке, приоткрыл створку. Склеп давил тишиной, ослепляла непроглядная тьма. Отдал бы копьё за факел, очень не хотелось повторить подвиг бесстрашного отряда. Через десять шагов лицо приласкал сквозняк, принесший отвратительный пещерный запах. Ничего особенного, если не считать, что в склепе нет ни единого окна.
– Жаленые медузы! Стой! Дальше нельзя! – подступившая тошнота пришёптывала уносить ноги. – Навестим это место позже, идём отсюда.
Заканчивалась четвертая ночь в плену гениальных стен Бурхарда Грэма. За прошедшие дни усвоились две вещи: если есть дверь – жди сюрприз, и не всякий сюрприз находится за дверью. Таким подарком судьбы стал Кардинал. До рассвета тёрли языки, словно два Робинзона. Он, сложив гибкие щиты на спине в подобие кресла-качалки, а я у камина, лёжа на медвежьей шкуре, со слуховым аппаратом в ухе.
– Домнундия! – бархатный голосок мечтательно вытягивал гласные. – Красиво придумано. Никто до сих пор не догадался объединиться хотя бы названием. Сколько себя помню, мир поделен на Домены.
– В мире, где я родился, разделить, раздробить, передать, отхватить, перешить страну в лоскутное одеяло – обычные явления. Хотя правят не боги и даже не хозяева, а чаще приблуды иноземные. Что говорит ваша хозяйка?
– Она всё сказала, когда поделила. Туда нельзя, сюда нельзя. Скукотища.
– Послушай, Кардинал, преподай-ка урок географии. Сколько всего Доменов, где, какие особенности?
Длинный ус загнулся на панцирь, почесал.
– Это можно… Мне известно о четырёх, но может быть и больше. Начну с Высокого. Моя родина. Его называют долиной священных рощ. Там деревья тянутся к облакам кратерными кронами, на окаменевших стволах стоят города. Отважные гуидгены стерегут мир в аметистовых башнях по всему необозримому краю Бездны.
– Кто такие гуидгены?
– Мы зовём их лесными жителями или духами рощ. Это перешедшие холмы существа, похожие на вас, мастер Грэм.
– Люди?! – вскочил, забегал, затрясло. – Ну и новость. И что с ними?
– Уйти обратно они не могут, – усики соскользнули с панциря, завяли, будто провинились. – Как-то приспосабливаются. Меняя наш маленький мир, постепенно меняются сами.
– Как? Как они меняются?
– Надеюсь, к лучшему. Таково свойство Домнундии, – Кардинал будто не слышал вопроса, бархатно отстреливался заученными фразами, как пойманный шпион. – Сущность любого, кто попадает извне, вырывается наружу, превращая оболочку в то, что находится внутри. Сказать, что кто-то становится тигром, а кто-то червем, слишком упрощённо. В человеческом образе все кажутся одинаковыми.