К директору подошла худенькая небольшая старушонка в запылённом белом платке, чёрной юбке и в мягких тапочках на босу ногу. Две сумки, связанные верёвочкой, висели на её плече, третью она держала в руке. Старушонка поставила сумки на траву и заговорила:

– Здравствуйте, Владимир Леонидович! Не удивляйтесь. Я из Оглоблино. Вы ещё мало с кем знакомы, а вас вся деревня знает: новый директор школы, грамотный, семейный, не пьющий, старательный. Я уже долго жду попутную машину – до сих пор ни одной. Так что не стоит терять время – двинемся пешком. Если догонит нас какая-нибудь машина, то подъедем на ней. А если нет, то и так дойдём. Погода хорошая, благодатная. А вдвоём, тем более с хорошим человеком, и дальняя дорога не такая уж и дальняя.

Директор доел печенье и запил водой и, подумав, решил, что она права: лучше, в самом деле, помаленьку идти, чем томиться в ожидании. Старушонка накинула на плечо две сумки. Ситников взял у неё третью. Попутчица довольно бодро зашагала, доброжелательно посматривая на него. Он решил, что она не такая уж старая, какой кажется на вид.

– Мне семьдесят второй год, – сказала старушонка.

«Ого-о-о! – с удивлением подумал Ситников. – В её возрасте прошагать 12 километров – такое здоровье не каждому дано».

– Семьдесят второй год, – повторила бабуля, перебрасывая сумки с одного плеча на другое. – Меня зовут Елена Фатьяновна. Я всю свою жизнь прожила в Оглоблино. Это сейчас народ избаловался: всем машины подавай! Господами стали! А раньше, особенно до войны, когда колхозники работали за трудодни и нам денег не давали, деревенские пешком ходили в Вишнёвку. Соберут полную корзину продуктов: яиц, сливочного масла, творога, сметану – всего понемногу – и айда пёхом. Рано утром, да что там утром – ещё ночью, выйдут с корзиной и через шесть часов будут на базаре. Продадут – вот тебе и немного денег. Отдохнут, пообедают в столовой – и назад. К вечеру уже дома и домашние дела все поделают, а утром – на колхозные поля. И никто не жаловался – все считали, что так и должно быть. Сейчас моя дочь в райцентре живёт с мужем. У них трое детей. Трёхкомнатную квартиру имеют. Вот я им и помогаю: снабжаю продуктами. Мой муж умер три года назад от язвы желудка. Ему сделали операцию – он не выдержал. А я одна управляюсь. Только корову, наверное, последний год держу. Тяжело: пальцы не слушаются. И ещё у меня шесть овец, три поросёнка, куры, гуси. Зять приезжает и помогает с заготовкой сена. Ну, а вы-то как к нам, в такую глухомань, попали?

– Я?.. – Машинально переспросил Владимир Леонидович и объяснил: – Я – по собственному желанию. Дом новый приглянулся, а работа учительская везде одинаковая, что в городе, что в деревне.

– Ничего, не пугайтесь, – старушонка внимательно и ласково посмотрела из-под запылённого платка в лицо директора. – В деревне жить можно. Если глубоко поразмыслить, то вначале, давным-давно, везде были одни деревни да хутора. Города появились позже. Так что все мы – потомки древнего деревенского люда. Горожане считают, что в селе – погибель, а не жизнь. Весь день, мол, в тяжёлой работе. Я неграмотная, и то знаю, что если физически не работать, то быстрее на тот свет уйдёшь…

Ситников неторопливо шагал по мягкой, наезженной в траве дороге и невольно присматривался к попутчице. Её лицо было всё в мелких морщинах, словно покрыто решёткой. Из-под косынки, серой от пыли, на затылке выглядывали седые волосы. А вот брови у бабушки, к его удивлению, были совершенно чёрные, без малейшего намёка на седину. Так вот почему она вначале показалась ему не очень старой!