13. 12. Мы с тобой не пара

ГЛАВА 12

ВАСИЛИСА

Мои руки и тело дрожат так сильно, что кажется, я испытываю настоящую истерику, не в силах контролировать ни голос, ни конечности. В его объятиях тепло и даже чуточку более спокойно. Дышится проще, пусть он только удерживает меня и гладит по голове. Эти касания нельзя назвать нежными, но для меня они сейчас лучшее успокоение, потому что так делала мама. Она всегда обнимала меня и гладила по голове. Словно стирала самую темную печаль. Дарила мне покой и уют.

Белов говорит, что все решит и смотрит на меня так, что дыхание замирает. Может и решит, но судя по его внешнему виду, он уже поучаствовал в чем-то не шибко законном. Оглядываю разбитую губу и расшибленную бровь. Кровоточит. Почему-то я уверена, что подрался из-за меня, на его лице написано «бунтарь», и другой реакции можно было бы не ожидать.

Теперь проблем станет еще больше, ведь так? Но горящий взгляд вопит об обратном, парень обхватывает мое лицо и продолжает рассматривать, как смотрят на картину, которой любуются. И тело мое реагирует, погружаясь то в холод, то в жар. Выжигающий кожу.

—Надо…обработать, — шепчу в лицо Рустаму, хоть и понимаю, что это все ему сейчас до одного места. Белов машет головой, а потом невозмутимо отвечает:

—Как на собаке заживет.

Не сомневалась в другом ответе.

—Нет.

Тянусь к сумочке и выуживаю пачку салфеток. В таком виде Белов точно никуда не пойдет, и мне надо переключиться на что-то другое. Дрожащие пальцы не могут поддеть клейкую ленту. Рустам уверенно накрывает мои ладони и отбирает пачку, сам вытаскивает пару антисептических салфеток, пока я ищу чем бы руки обработать. Но мозг отключается. Обращаю внимание на накаченное тело. Не смотри туда, дура, не смотри.

—Успокойся, Вась. Вдохни и выдохни.

Рустам отдает мне салфетки и опирается о подоконник. А затем делает абсолютно ненормальную вещь, подхватывает меня за талию и усаживает на этот подоконник, сам же становится между моих раздвинутых ног. Дыхание сбивается, а уши медленно закладывает, словно давление внутри растет с каждой секундой.

—Прекрати вести себя со мной, как с куклой, — пискнув, упираюсь ладонями в грудь. Салфетки летят на пол. От негодования хочется кричать. Что он сом ной делает? Зачем? Играться вздумал?

—Когда я назвал тебя куклой? — грубо кидает в ответ, пронзая меня своими глазами, которые вдруг озаряются недобрым огоньком.

—А как ты ведешь себя со мной? Словно я никто. Словно меня можно схватить и унести, можно нахамить, можно унизить. Я живой человек, Белов. И если ты не понял, я не одна из твоих девочек-однодневок, мне неинтересно все это, так что отстань от меня, оставь меня в покое! Я не хочу этого! — сиплю, отворачиваясь.

Мне обидно, горько и больно, так больно, что я даже выразить это в полной мере не могу, ощущая пробоину в груди. Рустам тяжело выдыхает и поворачивает мое лицо к себе двумя пальцами. Мой взгляд падает на руки. Сбиты в кровь. Смотрится, конечно, скверно. По телу раскаленным железом проходится фантомная боль, словно это мои руки ранены, словно мое лицо разбито. Маленькими иголочками пронзает кожу. Раз. Два Три.

—Где и когда я тебя унизил?! — звучит громче, яростнее.

И мои нервы сдают, я тоже повышаю голос, совсем теряясь в том, где нахожусь и с кем говорю, забывая о профессионализме, об этике и нормах морали, даже на мгновение теряя себя в том, что парень сильнее прижимается ко мне касаясь рукой бедра.

—Серьезно? Предложив деньги и все блага, которыми ты владеешь, ты не унизил меня? Не приравнял к шлюхе? Дать почву для пересудов ты тоже не унизил меня? Повел себя как джентльмен? Да нас видели, и эти цветы…ты серьезно ничего не понимаешь, Белов? Я говорю тебе еще раз: оставь меня в покое. Оставь!