Кажется, заинтересовал.

− Козхол, колпоз, колхож… Заезжий лектор разных слов наговорил, ликбез по Нулевому проводил. Колом ходят или как? − Глаз Старшина не спускал с меня, дивяся, видно, что и другим ремесло известно великанов, ведь я нечаянно подрос. Подрос на шапку или две, недостало духу размахнуться дале.

− Дружиной всею, коллективом ведут совместное хозяйство, − поясняю, а у самого вопрос застрял. Однако, почему горбушку просит на троих, когда их четверо должно быть? Пал кто-то смертью храбрых, проворовался, был отчислен?

− С ума у вас там посходили что ли? Может та механизма чудная умеет осчастливить сразу всех?

− Грошики глотать без остановки, вот что умеет.

− Ну?! Дурную на кой шут смастерили?

Задумался я.

− Чтоб завидовали.

Схватил Старшина себя за бороду, стал думу думати. Товарищи его от нетерпения уж дважды по шелому камешком намекнули. Не слышит. Вдруг ударил по колену:

− Что Люцифер придумал деньги, про то известно: чтобы возревновали люди да воевали из-за них. Но чтоб с его подачи механизму-монетоеду?..

Опробовал шелом на прочность очередной булыжник. Старшина едва ль заметил, был потрясён настолько.

− Куда вы катитесь и с кем в обнимку? − воскликнул он. − Вот и ты: вступиться за коллегу не вступился, на бой честной меня не вызвал. Будь спокоен, весовую категорию я во внимание бы принял, не расходился б в силу полную.

И ведь точно! Как же прав он! Я закусил губу, где выход?

− Я как раз решаю, до каких пределов совершить помол, как тебя с командою в порошок стереть да не запылить одежды. Совет товарища мне пригодился б, − говорю. − Чтоб не обиделся, без его надзора начинать не стану. Сам-то не торопишься куда?

Бородищей Старшина тряхнул:

− Тут моя забота нынче. С царства-государства со всего по крохе собирал. Лучше обрати внимание на шедевр: ни выступа, ни трещинки; гарантийные поклоны, печати, сроки − честь по чести.

− Заметил, без изъяна. − Сам думаю: отсутствие Евгения пока нам на руку. Но запропал куда ты, друг сердешный? Не сцапал ли старик? − Меня от мысли этой в жар бросало. Не посмеет! Отчаявшись, я разослал почтовые тележки во все концы, на всякий случай. Руки коротки у них, сказал себе я, без должного, впрочем, убежденья. Оттуда нам грозят да эти тут права качают, − я пристально вгляделся Старшине в лицо. − Мы ноги унесли едва. Потерпел товарищ мой от тамошних врагов, а ты его за прах! За ни за что!

− За «что».

− В лепёшку, готов за грошик медный живота лишить?

Он опустил глаза, ресницами стригнул.

− Правила не я придумал. Заведено не нами, и не нам их править.

С депозита личного наличное презрение снимаю и ретрограду в физиономию швыряю: «Так ты из трусов, братец, первый трус?»

Вторично, едва ль не с головой, срывает Старшина шелом и с размаху оземь, − вулканом кашлянул хребет, лабиринтом трещин враз покрылся и в зарослях лещины, в верстах семи по курсу, орехопад случился.

− Интересуюсь, первого великана позорным словом костерить кто право дал? Смелости не находил до сей поры ни бузотёр залётный, ни массовик-затейник… − Откуда ни возьмись пал на великана Света Столб, из уст слова правдивейшие вырвал: «Ты второй, кто обозвал в отместку, да не со смелости, со страху будто».

− Это я со страху?

− Ты самый!

− Давай-ка, выходи на честный бой, как звал.

− Недомерок, сравни кулак свой с настоящим! Что на тебя нашло, ведь драться не хотел, когда я предлагал.

− Теперь не хочешь ты, выходит. Трус!

Нет, что-то тут не так. Теперь мы с ним – нос в нос, и кулак в кулак.

− Пожалуйста, потише. Мы ратуем за экологию бесед, миру не бывать без тишины. − И выпустил Старшина, того не замечая, мысль-облачко: «Ах, неразумное дитя! АВАНСОМ МОЛОДОСТЬ ПРЕДОСТАВЛЯЮТ, НА СМЕНУ СИЛЕ МУДРОСТЬ ПРИХОДИТЬ ДОЛЖНА, ДА ПРИ СОВРЕМЕННЫХ ДИСЦИПЛИНАХ, КАК ВИДНО,СЛУЧАТЬСЯ ЭТОМУ СУЖДЕНО ВСЁ РЕЖЕ».