Учителя за локоть тронул я, он головой мотнул: «Мы вмешиваться не должны, игра по здешним правилам идёт».


− Парень пропадёт! Он слеп, тем более! Сейчас мегера эта заключит в клеть птаху вольную.


− Слеп не только физически, неземного счастья эта птаха восхотела, ни разу к небесам не обратяся. Здесь и сейчас − иного не преемлет.


− Разве не жестоко? Когда-нибудь и он, как в сказке пригодится.


− Идущий напролом, не признающий компромисса − вряд ли. Наказан ослепленьем, но тот же путь штурмует.


− Разве это плохо?


− Президентом побывать желают миллионы, становится один. − И варежку в окно швыряет мой приятель ловко.


Отдыхающим граната меньше беспокойства причиняет; набор стандартных обвинений, что услыхали мы, рассчитан на поражение сердец: «Поматросил − бросил кризиса мирового накануне?» − «Обольстительная, не затевай: в сериале новом сниматься я не стану!» − Напялив рукавицу тут же, будто очнулся белобородый ловелас. По всему видать, нулевые показатели в квартале настроили его на ударный лад. На крылечке Дед Морозоносец мимоходом учителю пожимает руки: «Евгений, я должник твой. И ты, Андрюшенька, перенимай, худому не научит. Синдбадский помнит всё!»


Лишь удалился повелитель северных стихий, вахтёрша навострила уши:


− О чём шушукаетесь, господа?


− Подобное притягивает подобное, вот о чём. − Произнося слова сии, учитель знаком дал понять: тем, кто жаждет быть услышан, не препятствуй.


− Ой, верно, − молвила она, − вот у меня с мужем… − И посыпались, как из прохудившегося кармана, сплошные неприятности, что впрочем не повредило нам вести свою беседу.


− Они тут мастера великие замылить глаз, − продолжал Евгений. − Вот и ты под чары угодил, как музыкант, как ещё вон тот бродяга. Все видят заготовку первую: на сцене − общежитие, красотка в каждом из окон, вахтёр на месте. Так?


− Разве иначе?


− Внимательней смотри. Стоит произнести словечко, какому соответствуют они, и чары испарятся. «Баба Яга и присные ея, разоблачайсь!»


Точно по голове хватили. Вахтёрша обратилась в жирную лягушку, в лапах со штатным камышом, общежитие − в избушку с перекошенным окном.


− Курьи ножки где? − упорствовал я от обиды.


− На «макси» мода повернула, из травы не видно.


И двор-то усеян был свеженькими стрелами; скольких женихов приведут ещё сюда тропинки очумелыми.


− Переночевать пустите, люди добрые, − заголосил бродяга. Вахтёрша-жаба переключилась на него. Я немо руку протянул, но эхом прозвучало в голове: «Подобное притягивает подобное».

− Настоящий человек семью оставил, она ему в обузу стала. − Евгений-свет Васильевич увлекал меня сойти с крыльца. − Решил пожить он в удовольствие своё − не одевать-кормить ораву; сюда таких приводит желанье это неизбежно.


− Пойдём отсюда!


− Я думаю, достаточно. Хочу чтоб ты запомнил: ЗА ФЛАГАМИ И СВЕЖЕЙ КРАСКОЙ ЧАСТЕНЬКО СКРЫТО ИСТИННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ДЕЛ.


О клумбу спотыкаюсь. Крапива? За редкие цветы её я было принял. И не оглядываясь, я знал, что всё тускнеет, оплывает и трещит по швам… Перевёл дух лишь за вратами и избавиться не мог от ощущения никак, будто пострадавшим стал при ограблении.


Евгений Васильевич заглянул, казалось, во глубь самих зрачков.


− А ты как думал? Вахтёрша прихватила б жизненных ампер и больше, не вмешайся я.


− Я в «восторге». Заведения, этому сродни, я предпочёл бы стороною обходить.


− Я тоже. Если бы не рукавица. Кроме того, где ещё чар действие отведал бы на шкуре собственной? Словами то не передашь.


Музыка угасла, едва вернулись на свою тропу. Но в чаще треск стоял похлеще, источник шума приближался.


− Ещё один. Магнитом тащит, ему и лес ни лес.