Если я испытываю ощущение желтого цвета в данной точке зрительного поля, то это ощущение, как и место его интеграции, ранее определенное его локальным знаком, абсолютно не зависит от того, являются ли соседние ощущения также желтыми, белыми или черными, ярче или темнее, насыщеннее или тусклее по цвету. Каждая точка в поле зрения определяется сама собой, а не своими соседями. Кажущееся отклонение, заключающееся в увеличении контраста соседних дополнительных цветов, можно объяснить отчасти иррадиацией из-за недостаточной изоляции примитивных нервных волокон друг от друга, отчасти непроизвольными и незаметными небольшими вращениями глаз, отчасти дополнительным сравнительным отражением. Однако каждая поверхность в зрительном поле состоит из таких внутренне определенных ощущений, что и поверхность в целом, и ощущения, образующие ее края, не получают определения извне. Таким образом, из двух соприкасающихся поверхностей в поле зрения каждая отграничивает себя, так же как отграничивают себя краевые ощущения на границе каждой из них. Только если поверхности поля зрения рассматриваются как тела и трансцендентно соотносятся с физическими вещами сами по себе, только тогда можно подчинить идею о том, что ограничение возникает отчасти из-за взаимного динамического ограничения двух тел. Если, однако, избегать смешения двух сфер, то следует считать, что именно по этой причине в субъективно-идеальной сфере каждое восприятие определяется само по себе таким-то и таким-то образом, поскольку в объективно-реальной сфере каждое тело определяется таким-то и таким-то образом по каким бы то ни было незаметным причинам.

Аналогом пространственной границы в содержании сознания является понятийная граница. Указание на специфическое различие очерчивает границы объема вида в рамках родового понятия, т. е. является его «определением». Специфическое отличие, однако, получено путем подчеркивания определенных позитивных детерминаций, в которых согласны все особи данного вида; таким образом, оно само по себе является позитивной детерминацией, которая ничего не теряет от того, что ее тщетно ищут у особей других видов. В случае видовых понятий детерминированность одного не зависит от детерминированности другого, но присуща одному и положительно установлена в нем, так же как детерминированность другого не зависит от детерминированности одного. Только когда рефлексивная мысль посредством дискриминационного размышления устанавливает различие между специфической детерминацией одного и другого вида, она впоследствии приходит к заключению, что индивид, проявляющий детерминацию одного вида, не проявляет детерминацию другого по этой самой причине. Таким образом, только в рефлексивном суждении субъективной мысли различие между видами, отличающими один от другого, превращается из позитивной детерминации в себе в негативную детерминацию по отношению к другим. Само по себе всякое определение есть положение; только в рефлексии оно получает отрицание как субъективное дополнение, которое, однако, опять-таки не произвольно, а для точки зрения сознательного суждения является логически необходимой экспликацией имплицитного отношения.

Не – это эксплицированное отношение различия безотносительно к позитивной определенности того, что утверждается как иное. Не может принимать столько различных значений, сколько существует типов различий. Не выражает прежде всего числовое различие; например, (212) свидетель клянется, что обвиняемый не тот преступник, которого он видел совершающим преступление, или судьи делают такой вывод на основании того, что нельзя доказать, что обвиняемый находился на месте преступления в момент совершения преступления. Это не говорит о том, кто является преступником1 , только о том, что это должен был быть кто-то другой, а не обвиняемый; но для оправдания достаточно того, что это был не он. Синий цвет не является красным, потому что он отличается от него. Каждая вещь какого-либо вида, имеющая специфические отличия от других видов, не принадлежит к тому виду, из которого эти отличия исключают ее по определению. Это утверждение столь же справедливо, если отдельная вещь, отличающаяся от видового понятия, принадлежит к любому другому виду того же рода, как если бы она принадлежала к крайнему или диаметрально противоположному виду, или к одному из двух противоположных видов рода, или как если бы она принадлежала к совершенно другому роду. Но чем больше наблюдаемое различие, тем больше вероятность того, что никакая ошибка наблюдения не привела нас к неверному отрицательному суждению. С другой стороны, чем меньше разница, тем больше вероятность того, что вероятная ошибка наблюдения окажется больше, чем размер наблюдаемой разницы. В этом отношении отрицание оказывается более сильным в случае большого различия и логической противоположности, чем в случае малого различия и отсутствия логической противоположности, поскольку оно может происходить более уверенно. Степени отрицания (вряд ли, вероятно, нет, нет, совсем нет, совсем нет) – это только степени определенности отрицательного суждения, а не степени в понятии «не». Не приобретает совершенно иной смысл, когда оно является мысленным выражением реального контраста. Отрицающее суждение, основанное на различии и логическом контрасте, лишь предохраняет от ошибки, в которую можно впасть, если сделать то же самое суждение с опущенным «не». Таким образом, отрицание в суждении – это лишь деятельность дискурсивного мышления, призванная исправить или предотвратить любую ошибочную мыслительную деятельность. Отрицание же, отражающее реальную оппозицию, динамический конфликт и его результат – взаимную отмену намеченного действия в сознании, – это не просто (213) защита от ошибочного мышления, а образный представитель реального столкновения и паралича действия. (Gr. II. 23.)