Если в работах моей юности учение о принципах предстает в основном как конечный результат натурфилософских и психологических исследований, а затем измеряется и подтверждается этикой, философией религии и эстетикой, то здесь оно предстает как нечто, вытекающее из простой проработки категорий. Ибо категории должны в конечном счете указывать субъективному познанию на принципы, поскольку они сами вытекают из этого источника. Поэтому моя «Теория категорий» должна соотноситься с моей «Философией бессознательного» примерно так же, как гегелевская «Логика» соотносится с его «Феноменологией духа».

За два десятилетия, в течение которых я занимался преимущественно этическими, религиозно-философскими, эстетическими, политическими, социальными, философско-историческими и критическими исследованиями, я считаю, что и в метафизическом плане я не стоял на месте. В частности, я надеюсь, что критическое сопоставление других взглядов с моими собственными не осталось для них бесплодным (XV). С 1877 года я лишь изредка делал метафизические заявления в дополнениях и небольших эссе.

В этой работе я впервые предпринял попытку систематического рассмотрения метафизических проблем. Сравнивая ее с моими ранними работами, можно обнаружить, что многие проблемы, еще не рассмотренные мной, были здесь затронуты, но я не был вынужден отказываться ни от одного из своих прежних утверждений, даже в вопросах, которые я обсуждал ранее, но я добавил некоторые новые пункты, дополнил другие и проработал большинство из них более подробно. Поэтому я бы попросил вас интерпретировать и оценивать то, что я говорил ранее, в соответствии с тем, что я сказал здесь, а не наоборот. Если положение философа в истории философии определяется в основном его метафизической позицией, а она должна определяться прежде всего из его систематической обработки метафизики, то будущие историки философии будут вынуждены, регистрируя мою философию, придерживаться прежде всего этой работы в связи с «Grundproblem der Erkenntnistheorie». На втором месте будут рассматриваться «Моральное сознание», «Религия духа» и «Философия красоты», и только на третьем – другие мои труды.

Берлин-Лихтерфельде, сентябрь 1896 г.

Эдуард фон Гартман

A. Категории чувственности

I. Категории ощущений

1. качество

a) Качество в субъективно-идеальной сфере.

Качество предпочтительно, если не исключительно, примыкает к ощущению. Качества составных ощущений или комплексов ощущений зависят от качеств простых ощущений. Поэтому сначала необходимо рассмотреть простые качества ощущений. Под простыми качествами ощущений мы понимаем те, которые представляются сознанию простыми, то есть не составными, например тон без обертонов, чистый красный цвет.

Здесь, однако, сразу становится очевидным, что простота перцептивного качества не имеет жесткой демаркации в отличие от композиции. Человек, не имеющий музыкального образования, сначала слышит лишь один звук ферматы в оркестре; опытный музыкант четко различает тембры различных инструментов, взаимодействующих в оркестре; опытный музыкант четко различает тембры различных инструментов, взаимодействующих в оркестре. Даже тренированный слух музыканта воспринимает комбинированные тоны аккорда, полученные суммированием и различением, только как компоненты звука, не будучи в состоянии осознать их отдельно как компоненты, и требуется специальная практика, направленная на это, чтобы выделить их; однако, как только человек приобрел этот навык, он оказывает откровенно мешающее влияние на музыкальное удовольствие (например, в терциях двух голосов сопрано в высоком регистре), и нужно постараться, чтобы снова забыть его. Еще труднее (2) услышать обертоны в вокальном или инструментальном тоне, которые придают ему особый тембр. Тем не менее, после некоторой практики это тоже можно сделать, по крайней мере, до определенной степени, то есть в том, что касается сильно выделяющихся обертонов. Однако этот навык еще больше портит музыкальное удовольствие, чем умение слышать комбинации тонов. Музыкальное очарование вокала и инструментов основано именно на том, что мы воспринимаем основной тон с сопутствующими обертонами как единое целое с качественным определением и что мы соотносим эти различные тембры друг с другом в их взаимосвязи и контрасте, но не на том, что мы разбиваем все звуки на их основные тона и обертоны и соотносим или объединяем эти частичные ощущения в соответствии с их простой высотой. Тем не менее, эти примеры показывают, что при определенных обстоятельствах исследование может успешно разложить ощущения, считавшиеся на протяжении тысячелетий простыми качествами, на более простые компоненты, каковые, при достаточной практике, также могут быть восприняты как ощущения. Аналогичная неопределенность существует и в области восприятия цвета. Никому еще не удалось признать белизну составным ощущением, хотя физическое смешение белого луча света со всеми спектральными лучами или с двумя дополнительными лучами не вызывает сомнений, и хотя новейшая физиология предполагает, что сенсорное качество белизны также возникает благодаря одновременному возбуждению трех цветовых ощущений. Мы пока не в состоянии расчленить ощущение белизны таким образом, чтобы одновременно осознавать цветные компоненты как ощущения. С другой стороны, сенсорные качества фиолетового и оранжевого, кажется, указывают на их составление из соответствующих сенсорных компонентов (красного и синего, или красного и желтого), в то время как в случае насыщенного зеленого состав из желтого и синего уже сомнителен.