Достаю из кармана предложенное Светланой ноу-хау. Маленькая, плоская, круглая баночка красного цвета, с золотой звездой на крышке. Меновазин, или попросту «вьетнамская звездочка». Отковыряв крышку, черпаю мизинцем, густо намазываю в глубине носа и несколько раз глубоко вдыхаю. Теперь наличие алкоголя в организме может определить только медэкспертиза, легкие впитывают резкий аромат бальзама и на выходе невозможно понять происхождение запаха. Стою еще пару минут, наслаждаюсь свободой, не отрывая взгляда от мерцающего огнями ближайшего ДОСа. Наконец решительно проваливаюсь в черную дыру, мгновенно растворяясь во мраке полковой территории.

Судьба моей неожиданной знакомой сложилась трагически. Она вышла замуж за офицера, у которого после афганской контузии развилась серьезная эпилепсия, а сама через несколько лет неожиданно умерла от острого лейкоза после рождения второго ребенка.

Я без труда проник в казарму, дневальный на тумбочке подтвердил предположение об отсутствии комбата. Горелый с Большим не спали, ждали меня. Я высыпал из кармана несколько шоколадных конфет.

– Пил? – спросил Серега, с любопытством наблюдая за моими неуверенными движениями.

– Вообще ни грамма, – честно соврал я.

– Да ладно, мотаешься как шланг, и глаза… – вступил в диалог Большой. – А ну, дыхни!

Я с готовностью дунул в каждое лицо загадочным выхлопом.

– Слушай, ни хрена не пойму, чем пахнет, – констатировал Горелый.

Ноу-хау работало.

Наступило утро. Под гомон пробуждающейся казармы я продрал опухшие глаза. Мимо, по центральному проходу, с полотенцем на шее шел Шура Молодцов.

– Леха, день минус! – радостно сообщил он, отбросив в прошлое еще одни сутки нашей постылой службы.

Последнее время он таким образом держал меня в курсе. Срок нашего долга Отчизне неумолимо сокращался. Вскоре к нему прилепилось его же выражение, и в историю второй батареи он вошел как «Шура-минус».

После завтрака мы с Колосовым отправляемся в автопарк. На следующей неделе на плацу показ боевой техники, и мы должны достойно представить два тренажера. В боксах стоят четыре наших машины. Две совсем убитые, а две ничего, одна вообще почти новая. ЗИЛ-157 до сих пор выпускают где-то на Урале. Машина хоть и устаревшая, но очень хорошая. Всего два советских автомобиля получили в свое время гран-при на выставке в Париже – это «Волга» ГАЗ-21 и ЗИЛ-157. Из действующих машин две в автопарке и две на учебном поле. Новый и старый «захары» стоят друг за другом. Старый еще с отдельной педалью для стартера. Целый день мы возимся с ремонтом. Я хоть и дипломированный механик, слабо разбираюсь в машинах, практики не хватает. Поэтому Гоша доверяет мне только снимать и промывать агрегаты и заклеивать камеры. Собирает, подгоняет и налаживает он все сам. Через две недели его окончательно переведут во взвод вооружения «замком», там совсем командовать некому.

Новый «бемс» заводится с полпинка, со старым пришлось повозиться, но к воскресению все было готово. В понедельник мы должны в общей колонне бронетехники перегнать тренажеры на полковой плац. Ехать, в общем-то, недалеко. Колонна должна выйти с автопарка через КТП на трассу, проехать 500 метров и заехать в полк через другие ворота. Так как мой водительский опыт оставляет желать лучшего, а на подобных машинах я и вовсе не ездил, мы решили, что Гоша перегонит их сам, по очереди. Но не тут-то было…

Комбат уехал в командировку и за него остался мой бывший взводный Круглов. В понедельник, после развода, мы с Колосовым доложили ему о необходимости нашего присутствия в автопарке, но так как по расписанию планировались политзанятия, а это святое, он нас не отпустил. Как мы ни объясняли, как ни доказывали, на кого ни ссылались, он как всегда проявил свою баранью натуру. Уже в течение получаса мы с тупым интересом слушали очередную идеологическую муру, когда Круглова вызвали к телефону. Через пару минут он появился в ленкомнате уже в бело-розовой, мраморной раскраске и как-то потерянно скомандовал: