Но вдруг слышит женский высокочастотный крик, перетекающий в писк. В нём ясно различаются безумие и некая жадность. Неверие и протест. Отказ принимать действительность.

Чмо поднимается на ножки и робко выглядывает за дверку. Его глазки спотыкаются о Фитоняшу, ревущую над чёрной коробочкой принтера.

– Что такое? – морщась от ужасёнка спрашивает Чмо.

– Краска! Кончилась моя краска! – трясётся девушка, лихорадочно продолжая жать на кнопочку «печать». Также жмут на кнопку лифта, полагая, что транспорт явится к ним быстрее.

– Но ведь мы совсем недавно купили эту штучку, – ошеломлённо возражает Чмо.

– Недавно?! По-твоему, четыре месяца – это недавно? – взрывается девушка, обливаясь горькими слёзками.

– Ну, можно пока обойтись без принтера, – предлагает парнишка.

– Что?! Ты вообще в своём уме?! Как же мне тогда встретиться с Фотоняшей? Я бы на тебя посмотрела, если бы тебя разлучили с любимой девчонкой! – всхлипывает танцовщица.

– Но у тебя и так полно её фоток, – замечает Чмо.

– Это не то! – взвизгивает Фитоняша так, что у её глаз собираются морщинки.

Она похожа на трёхлетнюю капризульку в магазине игрушек. Её крики доканывают и Гота. Он недовольно приближается к месту ЧП. Его веки красные и опухшие, словно ему только что разбили сердечко.

– Что за вопли? – глухо спрашивает он, шмыгая носиком.

– Выдохлась эта проклятая машина! – жалуется Фитоняша. – И я не могу увидеться с Фотоняшей! Не могу! Не могу! Не могу! – стучит она каблуком.

– Хм, – поджимает губки Гот. – А что если я тебя нарисую? – предлагает он.

И инцидент исчерпывается. Слёзы высыхают. Все вздыхают с облегчением. Они спасены. Тишина обеспечена хотя бы на сутки.

– Не знаю. – По инерции куксится Фитоняша. – Можно попробовать, – соглашается она.

Ваза

Одной рукой девушка держит себя за голень, другой стаскивает каблук. Затем она спускает леггинсы и стягивает через голову топ. Пружинки волос взметаются вверх и снова ниспадают на плечи, по цвету напоминающие спелую грушу в разрезе. Родинки – вместо косточек в сердцевине.

– Ложись на матрас, – командует Гот, но в его голосе нет ни намёка на похотливую игру или превосходство. Фитоняша уверенна в себе и потому не смущается постороннего взгляда. – Меня можешь не стесняться. Художники, они… как врачи, – поясняет Гот. В его руке гибридная роза цвета бледной креветки. Её лепестки остры и угловаты, шипы содраны ногтем. – То есть их интересует только своё сугубо профессиональное дело. Вместо тела они видят сыпь или раковые пятна. Художники видят светотень и перспективу. Я же вижу эмоции и вообще побочные образы.

– Какую позу принимать, художник? – перебивает его Фитоняша.

– Ах, – опоминается Гот, – ложись на живот. Подбородок клади на ладонь и задирай его повыше. Сгибай колено, – придаёт ей нужную форму.

– Вот так? – сверяется Фитоняша.

– Нет, – отрицательно мотает головой Гот, подходя к «перине». Что-то ему не нравится. – Не то. Нужно больше глубины. Становись на колени. Щекой прижимайся к матрасу. Задирай свою пятую точку. Помещай в глаза усталое и высокое безразличие. Руку свешивай вниз. Сгибай дальнюю ногу, – диктует он, одобрительно хмыкает, после чего аккуратно вставляет стебель в её узенький анус.

– Уф, – насупливается натурщица.

– Вот. Теперь не шевелись, – предупреждает Гот, беря карандаш и блокнот.

Мягкий грифель скользит по бумаге. Идёт работа с линией. Траектория её фигуры извилиста и резка. Вскоре к наброску добавляются тени в нужных и ненужных местах.

Фитоняша чувствует, как что-то растекается в затылке. Кожа покрывается мурашками, как кардиган Гота катышками. Всё-таки осенняя прохлада в сочетании с отсутствующим отоплением выстуживает квартиру.