– Просто это эксклюзив, который может оказаться тебе не по зубам, Адриан. И не нужно вовлекать меня во всю эту муть – мне не интересно. Ни капли. Помогать не стану. У меня своих дел по самый край, и всё благодаря этой мрази Шаболо, чтоб он сдох.

– Понятно, понятно. Просто я думал, что мой ныне официально трудоустроенный друг мог бы хотя бы адресок подкинуть, так по старой дружбе…

– Ладно, адресок разузнаю. Но это последняя уступка, мсье Эркюль Пуаро. Дальше извольте справляться сами.

– Не рассчитывай Конте, что я упомяну тебя в своём завещании.

– Не дави на жалость, старый друг. Хотя я рад, что у тебя появился азарт к жизни. К обеду адрес будет перед твоим носом, при условии, что моя новая колымага не разложится на четыре части по пути в участок…

Чертыхаясь, Конте выехал с приличной автострады на узкие дорожки улиц южного городка. Его Пежо едва тянуло 60 километров в час, что невыносимо играло на и без того расшатанных нервах. Как и пробки, которые оказались похлеще чем в Париже. Вместо привычных двадцати минут к участку он добрался за полтора часа – злой и вспотевший. Новый костюм увы, начал терять своё былое очарование…

Участок №14 располагался в самом сердце Старой Ниццы, по улочке Святого Франсуа, 18. Но ужасы транспортной развязки на этом не закончились: следующим испытанием было найти парковочное место.

На старой маленькой площади рядом с участком был разбит привозной базарчик с бравурной трескотнёй арабских торгашей и женщин, зазывавших прикупить улов дня.

В попытке сделать разворот Конте несколько раз обнесли южным диалектом, и столько же раз прямо перед носом увели свободное место. Но напористость комиссара взяла верх над ситуацией, и он всё же поставил свою телегу на площади, подперев палатку какого-то араба. Обматерившись себе под нос, он направился к участку, где перед Конте предстали все прелести плотной застройки. Сам участок был зданием о двух этажах, зажатым с двух сторон более серьёзными противниками в лице шумного почтового отделения и гудящей небольшой поликлиники. Наступая на землю, в пятки ощутимо отдавалась какая-то дрожь, то ли от топота галдевших посетителей ярмарки, то ли от визга ненавистной бор машины, жужжавшей на всю улицу благодаря открытым окнам на втором этаже поликлиники.

Внутри здание было каким-то чересчур консервативным, от него веяло архивом или библиотекой муниципалитета. По коридору ходили коллеги Конте с высокомерным видом в относительно солидных костюмах, и большинство из них почему-то не считали нужным снимать солнцезащитные очки в помещении. Конте продолжал чертыхаться, и без остановки продвигался к своему кабинету, проходя лабиринтами стенок и заграждений, часто обтирая спиной стены и задевая локтями проходящих.

Наконец, отыскав свой кабинет, комиссар попал сначала в предбанник, где с важным видом сидел его секретарь. Довольно тучный и унылый мужчина лет сорока, с короткой тёмной стрижкой неспешно, но достаточно ритмично стучал пишущей машинкой, не подымая глаз по сторонам.

– Очень хорошо. Так это мой секретарь, – издал мысли в слух комиссар.

– Добро пожаловать. Рад знакомству. – сухо и вяло отчебучил секретарь, после и вовсе на уровне ультразвука процедил сквозь зубы своё имя.

– Как-как?! – переспросил комиссар, рассчитывая если не на конструктивный диалог, то хотя бы на видимость делового знакомства.

Но секретарь лишь слегка вздохнул, и оторвав одну руку от машинки, указательным пальцем постучал по карточке на столе, где было выбито его имя: «Эрик Каррель».

Мысленно послав Карреля к чёрту, комиссар решил попытать удачи дальше. Но уже прямо с порога он впал в оцепенение: за его столом сидела молодая, нет, даже очень юная мадемуазель, которая раскладывала папки и прочие документы. Увидев Конте, она встрепенулась, как воробушек от капель дождя, подскочила с места и сразу замялась, покраснев и опустив глаза.