– Вам тут нравится?

– Хороший маленький приход. Люди в основном небогатые, зато веры у них больше. Меня это устраивает.

Рабен натянул толстый свитер, пытаясь определить, чем он пахнет. Свечами, вот чем. Они были тут повсюду, мигая на холодных сквозняках.

– Вы видели кого-нибудь из нашего отряда?

– Нет. Да и зачем нам встречаться?

Рабен промолчал на это.

– Я слышал о Мюге. Не могу понять, что ты задумал.

– Есть вещи, которые не меняются, – сказал Рабен с улыбкой.

Торпе в замешательстве смотрел на него.

– Мне говорили, что ты слетел с катушек. Угрожал какому-то бедолаге на улице. Не соображал, что делаешь…

Рабен кивнул:

– Все правильно вам говорили.

Торпе стоял перед ним совсем близко, и с такого расстояния Рабену хорошо было видно его лицо. В нем совмещалось несовместимое. Этот человек видел войну. Бывало, дрался на кулаках с солдатами. Любил выпить. Но в нем всегда чувствовалась какая-то странная задумчивость и отстраненность. Сам он называл это своей духовной жилкой.

– А сейчас-то ты знаешь, что делаешь?

– Я знаю, чего я не делаю: не сижу в камере, пока здесь творится сущий ад.

– Будь осторожен, Йенс. Подумай о жене, о сыне.

– Думаю. Думаю постоянно. – Он взял одежду, собранную для него священником. – Мне нужно поговорить кое с кем.

Торпе помолчал, – должно быть, боялся. Ну что ж, это не преступление. Рабен посмотрел ему в глаза.

– Я не знаю, кого еще могу попросить. И кому могу доверять. – Он показал на темный пустой неф. – Это ведь храм?

Торпе стоял как замороженный.

– Это храм, пастырь?

– Рабен…

– В Гильменде вы мне не были нужны. Зато нужны сейчас.

Лунд забрала Странге от его дома. Было холодное зимнее утро. На булыжной мостовой и на машинах, припаркованных перед безликим кирпичным зданием у воды, лежал иней.

Он уже поговорил по телефону с управлением. Рабена никто не видел. Выданы ордера на арест еще нескольких людей, которые общались с Кодмани. Те трое, которых уже задержали, по-прежнему оставались за решеткой.

Они сидели в машине. Лунд ждала продолжения. Поскольку он ничего больше не сказал, она спросила:

– А что насчет «Эгира»?

Он выглядел бледным и усталым. Его волосы еще не высохли после душа, от него пахло лосьоном после бритья.

– Я должен иногда отдыхать. Вчера и так был длинный день.

– Ходили на свидание?

Он купил кофе в кондитерской на углу и теперь попросил ее подержать стакан.

– Это называется жизнь, – сказал Странге, проверяя карманы своей зимней куртки. – Советую и вам попробовать пожить.

– «Эгир»…

– «Эгир» был два года назад. Для каждого похода новое название. Солдаты, которые были в «Эгире», разлетелись кто куда. Кто-то уволился из армии. Мы знаем, что там были Рабен и Мюг Поульсен и что Анна Драгсхольм встречалась с ними. Больше мы пока ничего не знаем. – Он со стоном схватился за голову. – У вас, случайно, нет парацетамола или чего-нибудь в этом духе?

– Я похожа на аптекаря? Это не моя вина, что у вас похмелье и… неважно.

– Только похмелье, ничего больше. Она мой старый друг. Для ревности нет причин.

Она фыркнула и ничего не сказала.

– А вы что узнали про Рабена?

В одном из самых глубоких карманов он нащупал наконец блистер с таблетками, забрал у нее кофе и бросил в рот пару белых кружков.

– Ему тридцать семь лет, – начала Лунд.

– Это я и так знал.

– Посвятил армии почти всю жизнь. Звание – старший сержант. Учился в Сёндерборге. Хотел служить в спецназе. Прошел подготовительный курс обучения, но его не взяли.

– Это не означает, что он слабак.

– Ничего такого я не думала, – сказала она. – Я просто перечисляю факты. По большей части служил в мотопехоте. Заслужил несколько орденов. Два года назад, когда выезжал в Афганистан в составе контингента «Эгир», был тяжело ранен и отправлен домой.