Крыша фермы была покрыта красной черепицей, уложенной в традиционном баварском стиле. Черепица защищала дом от непогоды, сохраняя тепло зимой и прохладу летом. Крыша имела крутой скат, что позволяло снегу легко соскальзывать вниз, не создавая дополнительной нагрузки на конструкцию.

К дому вплотную примыкали хозяйственные постройки, необходимые для ведения сельского хозяйства и обеспечения жизни фермерской семьи: просторный сарай для хранения сена и зерна, конюшня для содержания лошадей и других домашних животных, амбар для хранения сельскохозяйственного инвентаря и другие вспомогательные помещения, такие как дровяной сарай, курятник и свинарник.

Все эти постройки образовывали единый комплекс, тесно связанный с жизнью фермерской семьи, обеспечивая их всем необходимым для выживания и процветания. Ферма Хинтеркайфек была не просто домом, а целым миром, в котором разворачивалась жизнь нескольких поколений баварских крестьян.

Ферму Хинтеркайфек, как и многие другие крестьянские хозяйства в Баварии, скорее всего, построил один из представителей семьи Грубер, которая владела ею на протяжении нескольких поколений, передавая из рук в руки, от отца к сыну, от деда к внуку. Это была земля предков, корни семьи, источник их жизни и благосостояния. Они вложили в эту землю свой труд, свои надежды, свои мечты.

Расположение Хинтеркайфека было относительно уединённым. До ближайших домов было приличное расстояние, а до самой деревни Гробен – несколько километров. Из-за удалённости ферма была достаточно изолирована от окружающего мира. К ферме вела узкая грунтовая дорога, окружённая лесом. Это создавало ощущение оторванности от внешнего мира, что сыграло роковую роль в трагических событиях весны 1922 года. Ферма была удалена от оживлённых магистралей и транспортных путей, что затрудняло доступ к ней и делало её уязвимой.

Сама ферма, если бы вы могли увидеть её в те последние мирные дни, представляла собой огромное суровое каменное строение, по форме напоминающее гигантскую латинскую букву «I» (эль). Жилые помещения, просторные и, вероятно, хорошо обставленные, составляли основную часть дома, в то время как к ним, под одной крышей, примыкали конюшня и сарай. Таким образом, всё необходимое для жизни и работы на ферме находилось под одной крышей, в тесном переплетении. Это, в сочетании с удалённостью фермы, создавало атмосферу самодостаточности и замкнутости.

Снаружи, в большом открытом дворе, вымощенном грубыми каменными плитами, царил порядок. Слева отдельно стоял небольшой сарайчик, служивший одновременно пекарней и прачечной. Его дымоход возвышался над крышей, распространяя аромат свежеиспечённого хлеба, который, однако, больше никогда не ощущался в доме.  Во дворе, примыкающем к главному зданию, располагались навесы для хранения сена, а также загоны для скота, создавая привычную для крестьянского двора картину. Всё было на своих местах, привычно и спокойно.

И всё же, несмотря на кажущуюся надёжность и прочность, Хинтеркайфек словно излучал некую угрюмость, словно хранил в себе невысказанную тайну. В тихие вечера, когда солнце садилось за горизонт и лес окутывала густая тень, казалось, что стены фермы сжимаются, а в тёмных углах прячутся невидимые наблюдатели.

Особенно зловещим казался чердак. Скрипучие половицы, шёпот ветра в щелях и причудливые тени, отбрасываемые лунным светом, создавали ощущение, что там обитает что-то невидимое и недоброе. Иногда по ночам оттуда доносились странные звуки – то ли шорох, то ли скрежет, от которых кровь стыла в жилах.

И хотя семья Грубер привыкла к этой угрюмой атмосфере и научилась не обращать внимания на странные звуки, в глубине души каждого из них таился необъяснимый страх. Страх перед темнотой, перед лесом, перед тем, что скрывается в тени.