(Фантазия автора «Откровений» явно хлещет через край. Слово «трактир» в 1918 году уже исчезает из обихода и заменяется «Профсоюзом народного питания и общежитий», – С.С.-П.) По дороге в Мотовилиху в пьяном угаре они куда-то угодили. Конь дико заржал, подпрыгнул, телега скособочилась и упала на бок, а потом перевернулась, накрыв рваную пьянь. Одного придавило бортом, другому мешок ударил в голову.
Тяжело и грузно застыли на месте. Невредимый Михаил Александрович спокойно отступил на несколько метров. «Ну!» – сказал бесстрашно, испепеляя взглядом. Им стало страшно, что князь не бежит, и они стали стрелять в него» (Богомил Иоанн [Береславский В. Я.] Церковь в катакомбах. ИПЦ (Истинно-Православная Церковь) времён гонений: 1917—1996 гг. Mосква, «Новая Святая Русь», 1997).
Интересное кино! Серафим говорит о себе в третьем лице. Но это ещё
«цветочки». Дальше вообще какая-то фантастика: «Не могли расстрелять. Стреляли двадцать раз. Дрожали руки. Осечки. Один упал от пьянства в обморок, у другого – три осечки. Были пьяны уже во время ареста, а один пил прямо в телеге по пути в Мотовилиху. Их охватывал ужас. После двадцати выстрелов бросились бежать, побросав оружие, боясь, что я их застрелю, поскольку обо мне шла молва как о новом Суворове среди солдат. Я с презрением выбросил оружие и ушел» (там же). Замечу, что автор этих «Откровений», похоже, не видит разницы между фаэтоном и телегой. Между тем, когда автомобиль ещё был редкостью, в России было полтора десятка видов безмоторного транспорта, и все они отличались друг от друга. Телегами, санями и дровнями пользовались крестьяне, на бричках, дрожках, кабриолетах, ландо, тарантасах, в колясках, каретах и дормезах (больших каретах) разъезжали люди состоятельные. Фаэтоны – открытые четырехколесные городские экипажи, двух или четырехместные – тоже относились к этой категории. На телеге Михаил Романов ни за что бы не поехал.
Человек, считавший себя братом российского императора, как он утверждал, был ранен. Как попал новоявленный Суворов в Белогорский Свято-Николаевский монастырь, что примерно в ста километрах от Мотовилихи, не помнил. В монастыре в те дни скончался монах Михаил Поздеев, который был родом из соседней удмуртской деревни Дебесы. Белогорские старцы снабдили Михаила Романова (если это действительно был он) его документами. Но оставаться в обители было опасно. И он уехал в Москву, гдебвло ещё гораздо опаснее и где семь лет (!) удавалось скрываться. А в 1925 году началась история общины, история мученичества патриарха. Его будут пинать сапогами, морить голодом, травить. Выбьют зубы, вырвут бороду, станут охаживать рукояткой нагана по голове…
История, прямо скажу, слёзовыжимательная. И ей верят. В 1945 году Соловецкого патриарха освободили официально, хотя, как заявлял отец Серафим, духовно он был свободен всегда – даже за лагерной колючкой. Поселился в Бузулуке. На его литургии приходили братья и сестры по Соловкам, в том числе и Людмила Садаева.
Верят и «пророку» Иоанну. Между тем, психическое здоровье новоявленного Нострадамуса оставляет желать лучшего. Врачи Государственного Научного центра социальной и судебной психиатрии имени В. Сербского ещё 28 декабря 1994 года вынесли такой вердикт: «Береславский В. Я. наблюдается с 3.02.71 г. по поводу хронического душевного заболевания в форме параноидной шизофрении, являлся инвалидом второй группы, дважды находился на стационарном лечении в психиатрических больницах г. Москвы».
«Откровения батюшки Серафима» – откровенная ложь. Их автор — скорее всего, Береславский-Иоанн, потому что они тоже наполнены шизофреническим бредом. А душевнобольные не замечают даже очевидного. Если Михаил Романов