Он спросил из любопытства, кем настоящая Береника была.
– Не жужжи, ее никто не ищет, – коротко ответил хозяин, и Йожеф благоразумно оставил расспросы.
В качестве прощального подарка он получил бесплатный совет выехать из города до утра. Расчувствовавшийся Йожеф поклялся было, что до конца своих дней в долгу у хозяина останется, но тот отмахнулся.
– Ничего ты мне не должен, ини. Забудь, что мы когда-то были знакомы – и в расчете. А теперь беги и не оглядывайся: вас каждая встречная сволочь прикончить попытается, слишком много козырных интересов вокруг этой девицы спуталось. Подполье точно ее прикопать захочет, и не только, есть и другие до власти охотники. А роялисты с радостью тебя вздернут, если попадешься... да чего там, тебя что те, что другие не помилуют. Принцесса твоя тоже, как очнется, вряд ли поцелует, дурня такого.
И хлопнул воротиной перед носом, даже «прощай» не сказал. Только лязгнул засов как ружейный затвор, заставляя содрогнуться, будто и впрямь из каждого окна в них уже целятся.
Но нет, ни одной живой душе не было дела до одинокого чудака, которого в такую непогодь и темень куда-то бесы погнали. Спал Фростпорт, занесенный снегом, убаюканный ветром. Закрылись накрепко ставни бедняцких лачуг, силясь уберечь драгоценное тепло. Нежились на перинах богатеи в жарко натопленных покоях – в дома тех, у кого водились деньги, здесь горячие трубы подведены, прямо из подземных источников. Чудо чудное, гордость столицы.
При мысли о чуде Йожеф дергал плечами, разгоняя зябкую дрожь. Ему бы хоть какую комнатушку для ночлега, не привередливый. Только чтоб ноги вытянуть и согреться у печи.
Он ехал по улицам и прикидывал, что вокруг сотни печей, и каких только нет среди них. От начищенных новеньких паровых котлов до прогоревших дырявых самоделок из железных бочек, дававших больше чада, чем тепла. Но ни у одной не найдется теперь для него местечка. Мысль эта, и так не самая веселая, зимней ночью навевала такую лютую тоску, что хоть волком вой.
Но местечко все же нашлось, правда, не в городе. Пока добрались, Йожеф снова продрог до костей. Однако именно в метель и стужу здесь никому в ночлеге не отказывали, даже если этот кто-то заявился с неподвижным женским телом на руках.
Почтовая станция и постоялый двор при ней аккурат посередине пути от Фростпорта до ближайшей деревушки стояли, на продуваемом всеми ветрами перекрестке. Издалека окошками путников манили. Местность здесь была ровной как тарелка – предгорье, и пурга разыгралась не на шутку.
– Что с ней? – коротко спросил смотритель, пропуская в тесные темные сени. Вьюга чуть дверь из его рук не вырвала, но он справился, захлопнул створку, отсекая поземке хвост.
– Спит, умаялась в дороге. Сестрица это моя, болезненная она у нас, слабенькая очень, – вдохновенно врал Йожеф, едва шевеля непослушными от холода губами. – Вот, везу к родне на юг, на теплые моря...
– Не то время ты для путешествий выбрал. Пойдемте, у меня комнатенка найдется пустая, доплаты не возьму. Негоже больную в общую класть, народ почем зря мне напугаешь.
Разумеется, он бы и сам отдельную комнату взял, но за подарок был благодарен. Накопления у него имелись, однако не столько, чтобы деньгами направо и налево швырять.
– Только болезнь у нее... – он покрутил пальцем у виска, и хозяин покачал головой сочувственно. – Вы не беспокойтесь, если крики услышите или какой шум, вдруг испугается в незнакомом месте и разбуянится. Уж простите убогую.
– Нешто я не понимаю! Ты только ее из комнаты не выпускай. Заплутает в метель – до весны костей не сыщешь.