Для матерого копа это было простое и ясное дело об изнасиловании и убийстве ребенка, и оно подлежало рассмотрению в суде. По общему признанию, расследование не было идеальным, но разве всегда бывает идеальное расследование? Кубински презирал тех, кто заключал такие сделки. Читая стенограмму допроса, он представлял, какие требования выставил Дирдорф во время переговоров: вы можете спросить моего клиента об этом, но вы не будете спрашивать его о том. Вы можете копаться вот в этом, но не копайтесь вот в том…
«Ладно, – сказал себе Кубински, – адвокат защиты и должен защищать своего клиента, но какое оправдание у Маккласки? Почему он решил сделать такой поворот? Он ведь ходил на железный мост в ту ночь, разве нет? Он видел кровь, грязь, эти тоненькие голые ноги. Разве он не понял, с каким чертовым маньяком мы имеем дело? Разве он не понимает, что Шоукросс до смерти избил Джека Блейка и надругался над ним?»
Он высказал свои жалобы шефу полиции Лофтусу, и тот посоветовал ему помалкивать. Он пожаловался своему непосредственному начальнику, заместителю шефа Киллорину, тот похлопал его по спине и поблагодарил за то, что он довел дело до конца.
Гнев требовал выхода, и Кубински отправился прогуляться на городскую площадь, где столкнулся возле статуи нимфы с дружелюбно настроенным Маккласки. Эти двое были в том числе и деловыми партнерами: Маккласки представлял интересы Кубински в сделке с недвижимостью и проделал хорошую работу.
– Билл, – сказал детектив, – я бы хотел, чтобы вы передали дело Блейка большому жюри.
Окружной прокурор ответил, что его беспокоит отсутствие улик. Представители всех правоохранительных служб оказывали сильное давление, требуя поскорее закрыть оба дела и отправить Шоукросса в исправительное учреждение. Каждый раз, когда его доставляли в суд, толпа угрожала линчевать этого человека. Коммутатор окружного прокурора был забит возмущенными звонками. Ситуация становилась взрывоопасной.
– Мы получим больше доказательств, – запротестовал Кубински. – Ради бога, Билл, не сдавайся.
– Мы заключили сделку, – признался Маккласки, – по которой он получит двадцать пять лет за непредумышленное убийство по делу Хилл. В свою очередь, он признается в убийстве мальчика. Думаю, общественность должна об этом знать. Мы никогда не смогли бы доказать это в суде.
Кубински подумал об убийцах, которые, отсидев свой срок, убивали снова.
– Шоукросс не изменится, – сказал он. – Его следует отправить за решетку на всю жизнь.
Прокурор согласился.
– Предоставь мне доказательства, Чарли, – сказал Маккласки все тем же любезным тоном. – Я всегда говорил, что окружной прокурор, который чего-то стоит, может привлечь к ответственности кого угодно даже за бутерброд с ветчиной. Но… не в этом случае.
Он добавил, что добиться обвинительного приговора по делу об убийстве Карен Хилл вряд ли удастся – прежде всего из-за недостатка свидетелей.
– А как же те девочки, которые видели его на мосту? – удивился Кубински.
– На том мосту было много людей, – ответил Маккласки. – Я не могу их всех обвинить в убийстве.
– Но Терри Тенни видел, как странно Шоукросс себя вел, глядя через решетку. И ведь люди видели его велосипед!
Маккласки ответил, что не может предъявить обвинение велосипеду.
Они спорили несколько минут, прежде чем Кубински вернулся к больной теме – к делу Блейка.
– У нас есть заявление о том, что он повел ребенка в лес. Как быть с этим?
– А кто подал это заявление, Чарли? Никто ведь так и не объявился. Оно ничем не подкреплено.