– Ну да. Врачи уколов каких-то наделали, чтоб ты отдохнул, поэтому ты так долго был в отключке.

– Какой сегодня день?

– Четверг. Утро. Ты почти сутки проспал.

– Личный рекорд. Хоть выспался.

– Тебе повезло. Синяки, ушибы, но не переломал ничего.

– Обнадёживает.

– Медсестра сказала позвать её, когда очнёшься.

– Настойчивые доктора.

Мать вышла из палаты за «настойчивым доктором».

Вошла медсестра. Средних лет женщина, как и полагается – в белом халате и шапочке. Сходу, ещё не дойдя до койки, задала вопрос, который из её уст звучал совершенно естественно:

– Как себя чувствуете?

– Нормально, – он ответил врачихе так же, как и недавно матери.

– Что-нибудь болит?

Секунду Алексей подумал, прислушиваясь к своему организму, как бы считывая жизненные показатели.

– Нет.

Но выдержав паузу добавил:

– Только, кажется, немного голова болит. – Ощутилась боль не сразу, почему-то в беседе с матерью её не заметил.

– Ну, это вполне нормально, – как бы отстранённо говорила медсестра. При разговоре она успевала наполнить шприц какой-то жидкостью с решительным намерением его использовать. – У вас явные признаки сотрясения. Ещё пару дней голова может болеть. В остальном: тошнота, шум в ушах, ещё какие-нибудь расстройства есть?

– Нет, такого нет.

– Это очень хорошо, – и тут же, не спрашивая, сделала укол шприцем. – Обычное седативное. Не волнуйся.

Как будто он знает, что такое седативное. Но спрашивать не стал. Вряд ли теоретические подробности фармакологии ему как-то помогут.

– Когда вас привезли, мы сделали МРТ. Результаты вполне удовлетворительные. Серьёзных нарушений нет. Так что надеемся на скорейшее выздоровление. Отдыхайте.

– Мне ходить-то можно? Или лёжа лечиться?

– Лучше не напрягать себя. Разве что до туалета и обратно. А так прописан постельный режим.

Врачиха сунула руки в карманы и поспешила удалиться. Перед выходом она как-то пристально недоверчиво посмотрела на Алексея и вышла.

Мать, ожидавшая всё это время за пределами палаты в коридоре, вернулась. Снова уселась рядом с койкой.

– Мам, иди домой. Чего ты тут торчать будешь? Сказали же, всё хорошо.

– Я просто волновалась. Вот и осталась тут.

– Да понятно. Но причин-то для волнений нет. Они же наверняка не собираются меня тут долго держать. Выпишут, и снова буду дома надоедать.

– Ну ладно, ладно, – заулыбалась мать и поняла, что нужно действительно собираться. Как никак на работе уже второй день отсутствует.

Когда мать выходила из палаты, Алексей окликнул:

– Мам. А что с Васильичем?

– Я не знаю.

А всё ли я помню? Говорят же, при сотрясении возможны провалы в памяти. Но результаты анализов-то, сказали – неплохие. Надо вспомнить детали последних дней, хоть я и не имею обыкновения специально запоминать что-либо. Повспоминал. Помню многое. А если я что-то вдруг забыл, как я это пойму? Допустим, есть какой-то провал в памяти, который был наполнен каким-то событием, я смогу об этом узнать только, если мне об этом скажет кто-то другой. Вот же незадача. Тогда и смысла напрягаться с воспоминаниями нет.

Я даже припоминаю, как бродил около разбитого Икаруса. Там же полно покалеченных людей было. И наверняка трупы. Вот вам и провалы в памяти. Настолько отчётливо всё помню. Эти изувеченные наверняка не выжили. Даже жалко как-то. Вовсе не умерших. Жалко в том смысле, что они умерли, а я лежу тут целёхонький, наслаждаюсь гособеспечением. Очень неуютно от таких выводов. Неприятное состояние, если выживаешь среди множества смертей. Придётся с этим мириться и жить дальше.

Голова всё ещё болит. Или я просто внушил себе, что она болит, а на самом деле боли нет. Ну-ка. Всё-таки побаливает. И болит-то как-то странно. Я, помнится, имел несчастье ощущать головную боль. Так вот сейчас она отличается. Она какая-то другая. И якобы, по словам врачихи, это может ещё на два дня. Ах да, ещё и ходить нежелательно. И что? Лежать всё время до самой выписки? Я же все бока себе отлежу. Ну уж дудки. До туалета же можно. Вот туда я и направлюсь. Хоть ноги разомну.