На том и расстались. Едущие в Кан погрузились в свой дилижанс, едущие в Париж – в свой, кучера натянули вожжи, и два тяжёлых неповоротливых экипажа с трудом разъехались на дороге.

Чутьё не обмануло канских путешественников. Две встреченные ими женщины имели к беглым депутатам самое непосредственное отношение. Дамой постарше была никто иная как едущая к мужу гражданка Петион, а сопровождающая её женщина – её верная подруга, мадам Гушар. Пятилетний малец был сыном Петиона. Они покинули Париж тайно, среди ночи, хотя запрещения покидать столицу не было, – на случайном галиоте доплыли до Манта и там пересели в рейсовый дилижанс. Теперь большая часть пути была позади и до Кана оставались всего одни сутки езды. Самого Петиона заблаговременно оповестили об их приближении, и поэтому, когда Барбару предложил ему поехать вместе с ним к департаментскому войску, он охотно согласился, надеясь встретить жену по дороге.

Наверное, на весь оставшийся путь у путешественников хватило бы разговоров и предположений, кто именно им встретился, если бы их голова не была занята поразительными сообщениями о том, что творится нынче в столице. Все только и обсуждали, что неслыханное падение парижских нравов. Впрочем, две женщины молчали. Одной из них была гражданка Прекорбен, не склонная разделять всеобщее возмущение столицей, а другой – наша героиня. Марию, впрочем, занимало другое: странно, что встреченные женщины пребывают в неведении о судьбе бежавших в Кан депутатов, когда они имели случай подробно расспросить о них у Бугона-Лонгре, который выехал из Кана ещё в понедельник, и, конечно же, встретился им по дороге. Неужели они разъехались? Разве Бугон поехал не в Эврё? С какой стати ему нужно было обманывать Марию? Он сам сказал, да в Интендантстве подтвердили, что он отправился в Эврё следом за другими членами департамента, и что им поручено заняться тамошним войском. Куда же он подевался? Не случилось ли с ним чего-либо дурного?

В душе Марии поселилась тревога. В сущности Бугон – очень неплохой человек и отзывчивый друг. Сколько раз он помогал ей в мелких делах, хлопотал за неё в различных инстанциях (за неё и её подруг)! При его чрезвычайной занятости на службе это вовсе непросто. Он находил время, чтобы сходить с нею в театр, когда его ждали в клубе нетерпеливые соратники, – писал ей письма, присылал книги, гулял с нею в садах Лувиньи, обучал верховой езде и вообще оказывал тысячи услуг. А какие чудесные букеты он преподносил ей по праздникам и на дни рождения! Они превращали её тёмную угрюмую комнату в настоящую оранжерею, а их дивный аромат распространялся по всему дому, так что старушка-кузина поднимала нос, шумно вдыхая воздух, и с гордостью говорила кухарке: «Понюхай, Габриель, как пахнут мои магнолии. Даже сюда проникает их запах!»

Да, Бугон был неплохим другом, очень даже неплохим, пока… Пока не захотел сделаться для Марии кем-то бóльшим.

Пропуск Марии Корде

Кан, дом № 148 на улице Сен-Жан («Большая Обитель»). Гравюра XIX в.

Французский дилижанс. Литография начала XIX в.

Главный город департамента Эр по своей величине уступал не только Кану, но даже такому захудалому городишке как Лизьё. В нём проживало всего восемь тысяч жителей. Но всё же это был административный центр со всеми приличествующими его статусу учреждениями: департаментской администрацией, правлением округа и коммуны, своей национальной гвардией, своей жандармерией и своей тюрьмой. Впрочем, в революционной Франции Эврё был известен главным образом тем, что в нём родился бриссотинец Бюзо: его дом находился на главной улице Шартрен.