Теперь на мосту стояла полосатая будка, но она была пуста, караульных не виделось; проезжающих никто не останавливал и документов не проверял. Кучеру это показалось несколько странным, поскольку три дня назад, когда он ехал в Кан, мост просто кишел драгунами. Что здесь случилось за это время и куда все подевались? Добрый ли это знак или дурной?
Не останавливаясь, миновали и станцию Тибувиль – небольшое селеньице в одном льё после реки Риль. Лошади бежали по-прежнему резво. Пассажиры один за другим просыпались и протирали глаза. Самое время совершить утренний туалет. По этому случаю гражданин Жервилье высунулся в окно и попросил кучера сделать короткую остановку.
– Скоро Ла-Коммандари! – ответил тот, продолжая взмахивать хлыстом. – Там смена лошадей. Потерпите немного.
Чета Жервилье откупорила кринку с яблочным морсом, старушка Дофен растолкала своего внучка, чтобы он достал ей что-нибудь съестное, проснулась и захныкала дочурка гражданки Прекорбен, а Мария делала вид, что продолжает спать. Впрочем, развалившийся на половине лавки гуляка Флоримон также не открывал глаз, хотя он-то, кажется, почивал больше всех. В таком-то смутном и несобранном состоянии путешествующая компания приблизилась к крохотному посёлку, где находилась очередная почтовая станция.
Спокойно въехать в посёлок дилижансу не дали. На дороге висел закрытый шлагбаум. «Странно, – продолжал дивиться кучер, – На мосту не было ни души. А здесь, почти что в голой степи, какие-то заставы…» Заметив подъехавший экипаж, из близлежащей казармы тут же выбежали двое караульных. Хотя у каждого из них за поясом торчало по пистолету, это были не военные, а гражданские лица. Отсутствие мундиров компенсировалось трёхцветными республиканскими лентами, перекинутыми через плечо, и огромными кокардами, нацепленными на изрядно помятые треуголки. Один из них, который был постарше, потребовал бумаги у кучера, а другой, помоложе, с худым прыщеватым лицом, бесцеремонно распахнул дверцу дилижанса и скомандовал: «Всем выйти! Проверка документов».
Наконец-то дождались! Начиная от самого Кана это была первая такая проверка. Хотя пассажирам, которые в последний раз справляли свою нужду в Марше-Нёф, очень хотелось облегчиться, они всё же крепились, надеясь, что осмотр не займёт много времени, и они смогут продолжить свой путь. Станция уже виднелась за поворотом. Но не тут-то было! Караульный постарше остался стеречь дилижанс, а прыщеватый удалился с изъятыми паспортами в казарму и отсутствовал там более получаса. Что он делал столько времени? Перечитывал бумаги по слогам, с трудом осиливая грамоту? Совещался с кем-то, что делать с проезжающими?
Публика стала заметно нервничать, но напрасно обрадовалась, когда увидела идущего к ним караульного. Хмурый вид его не сулил ничего хорошего. Подойдя к дилижансу, прыщеватый стал вызывать пассажиров поимённо и возвращать им паспорта. Свои документы получили всё, кроме четы Жервилье. «А наши бумаги? – обеспокоено спросили они. – Вы забыли наши документы, гражданин комиссар».
– Гражданка и гражданин Жервилье? – сурово сдвинул брови охранник, глядя на две оставшиеся бумажки.
– Да, это мы.
– А это ваш слуга?
– Это наш работник Этьен.
– Следуйте за мной.
Гражданин Жервилье побелел как полотно, а его жена в испуге схватилась за его руку.
– Ради всего святого, отпустите нас, добрый человек! Мы не сделали ничего дурного… Разрешите нам сесть в экипаж. Мы мирные путешественники.
– Без разговоров! – отрезал прыщеватый. – Все трое следуйте за мной.
Остальные пассажиры сочувственно покивали головами, но не проронили ни слова. Лишь один Флоримон осмелился подать голос: