– Не достаточно ли там четверых членов департамента?
– Не достаточно. Ведь новобранцы пойдут воевать и за нас, за оскорблённых представителей народа.
– А Салль поедет?
– Салль нужен здесь. Пусть печатает воззвания и пишет стихи.
– А Бюзо? А Гюаде?
Марселец пристально взглянул на собеседника:
– Я спрашиваю тебя, Жан.
– Изволь, если ты поедешь, я буду с тобой.
– Прекрасно. Это я и хотел от тебя услышать.
В понедельник[22] комиссары пяти департаментов прежней Бретани прибыли в Кан, чтобы образовать всеобщий комитет восстания. Их вооружённая сила идёт следом. Крепкий отряд добровольцев отправился сегодня из Кана в Эврё с двумя орудиями, парой зарядных ящиков (caissons) и большим числом крытых повозок, наполненных провиантом. Кавалерия выступает в эту ночь, чтобы занять передовые позиции. Всё вопиет против анархистов. Сообщи мне, что происходит на Юге. Мы встретили одного путешественника, проезжавшего через Лион и Марсель и видевшего четыре великолепных батальона, составляющих авангард марсельской армии. Прощай.
Их (бриссотинцев в Кане) было двадцать семь[23], большинство из них не стоит упоминать, поскольку они не представляют никакого интереса для потомства, – они походили на весь мир и могли принадлежать к одной партии так же, как и к другой, и лишь силою случайных обстоятельств оказались в этом обществе.
Петион и Бюзо имели определённую цель: создание новой династии, при которой они сами станут руководителями. Совершенно как Питт и Кобург они считали, что Горе и Болоту достаточно лишь отсечь голову, не трогая при этом ни эмигрантов, ни ветеранов Революции. Придя однажды в клуб каработов в Кане Петион сказал, что доказательством намерения Горы восстановить королевскую власть является то, что она сохранила жизнь маленькому дофину, чтобы в будущем он оправдал её государственные преступления, достойные смерти. Горса, напротив, склонялся к малолетнему дофину, разумеется, рассматривая его воцарение как последнюю крайность. Луве, Барбару и Гюаде надеялись закрепиться в южной части Франции, по другую сторону Луары, и устроить там Республику на свой лад. Они весьма рассчитывали на помощь владетелей Италии, с которыми они бы заключили наступательные и оборонительные союзы (это лучше всего показывает, насколько эти господа были «государственными мужами»).
Большая Обитель. 3 часа пополудни
От Интендантства до Большой Обители насчитывалось не более пятиста шагов. Уже через три минуты, после того, как Мария покинула кабинет Барбару, она дошла до конца улицы Карме, то есть до её пересечения с улицей Сен-Жан, где напротив церкви стоял старинный домик в три этажа и с тремя окнами на улицу. Неизвестно отчего жители Кана называли этот дом Большой Обителью (le Grand Manoir)[24]. Может он и был когда-то одним из самых больших строений в городе, но теперь, на фоне выросших по соседству дородных особняков с колоннами и пышной геральдикой он выглядел убогой хижиной, а громкое название его превратилось едва ли не в насмешку.
В этой-то Обители, не считая семьи столяра Люнеля, снимающей нижний этаж и имеющей отдельный вход, постоянно проживало четверо: вдовствующая домохозяйка, мадам Бретвиль; её любимая кошка Минетта; её верный пёс Азот; и последние два года – «свалившаяся на голову» бедная родственница из Аржантана, то есть наша героиня.
Чтобы попасть к себе, Марии нужно было открыть низкую дубовую дверь, пройти в конец длинного и узкого коридора, где каменная винтовая лестница вела на второй этаж, занятый мадам Бретвиль, миновать хозяйские покои и, сделав поворот, по ещё одному длинному коридору достичь дальней изолированной комнаты, окно которой выходило на задний двор, превращённый в нечто вроде оранжереи. Но был и второй путь, который позволял избежать встречи с обитателями дома. Для этого Марии требовалось обогнуть угол Большой Обители и через узкую арку проникнуть в крохотный дворик, окружённый со всех сторон стенами, отчего в него никогда не заглядывало солнце. Единственное, что помещалось в этом дворике, или, лучше сказать, карцере, – это каменный колодец с деревянной кадкой. Собственно говоря, это был дворик колодца. Здесь, в противоположной от арки стене имелась дверца, через которую по запасной деревянной лестнице можно было попасть в ту же самую изолированную комнату, которую занимала наша героиня.