– О возвращении конфискованного имущества[21]?

– Нет, о восстановлении пенсии.

– Тухлое дело, – скривил губы Луве, – Только прокатится туда-сюда. И кому ты её рекомендовал?

– Дюперре.

– Клоду?! Хитрый лис… Но, боюсь, теперь и его не будут слушать. Тебе следовало бы отговорить её от этой бесполезной затеи.

– Отговорить её невозможно. Эта девица себе на уме. Уж если что решила – сделает во что бы то ни стало. Тверда как гранит. Пришлось дать ей всё, что она хочет. Я как-то не привык, чтобы женщины были такими.

– Привык ты или нет, дружище, – заметил Луве с мягкой иронией, – она всё-таки обращается к тебе, несмотря на то, что рядом находимся мы: Петион, Лесаж, Бюзо, тоже представители народа. Брось, Шарль; провинциалочка к тебе явно неравнодушна. Ты для неё герой, а мы – кучка безликих чиновников из Парижа.

– Что ж, – ответил Барбару, – героем быть приятно. Кстати о геройстве. Все наши парады и смотры, безусловно, очень трогательны и являют отличное зрелище, но нужно ещё и воевать. Хорошо, что мы убедили генерала послать в Эврё кого-нибудь из способных командиров. Тамошние части давно нуждаются в крепкой руке, и Пюиззе, мне кажется, наведёт там порядок. Но этого мало. Нужно, чтобы Пюиззе немедленно повёл авангард на Париж, не дожидаясь ни Вимпфена, ни бретонцев. Сейчас дорог каждый день.

Чело Луве помрачнело, словно бы ему напомнили о чём-то неприятном.

– Ты всерьёз рассчитываешь на генерала, Шарль? Неужели ты не видишь, что он прожжённый роялист?

Голос Барбару посуровел:

– Роялист он или нет, выбирать нам не приходится. Он тот, за кем пойдут нормандцы и бретонцы. Это главное.

– И этот Пюиззе, кого он послал, ему под стать, – продолжал Луве недовольно. – Кто он, барон или маркиз?

– Граф.

– Тем более! Удивляюсь я на вас с Петионом. Как вы не чувствуете щекотливости ситуации? Департаментское войско, которое должно освободить Париж от анархистов и утвердить знамя Закона, поведут бывший граф и бывший барон. Каково, а? И что скажут наши сторонники в столице?

– Хорошо бы для такого дела поставить санкюлотского генерала, – заметил с улыбкой Барбару, – да только где его сыщешь? Пока бравые санкюлоты способны руководить лишь манифестациями в Пале-Рояле. А эти проклятые аристократы умеют-таки командовать войсками. А ведь речь идёт как раз о войне, Жан.

– Не знаю, не знаю… – пробормотал автор «Фоблаза», пожимая плечами. – И потом: разве так уж необходимо воевать? По-моему, нам следует не бросаться в бой, очертя голову, а поступать дальновидно. Например, перекрыть все дороги и лишить Париж подвоза продовольствия. Когда настанет голод, парижане сами скинут власть Горы.

– И это ты называешь дальновидностью? – проговорил марселец с лёгким раздражением. – Задерживать провиант, уповать на голодных парижан и дожидаться, когда Гора нагрянет и сюда?

– Она нагрянет сюда не скоро, – заметил Луве. – Для этого ей нужно отозвать войска с фронта, а на это уйдет месяц или полтора.

– Несчастный! – вскричал Барбару. – Неужели ты надеешься, что твой бывший приятель Робеспьер даст тебе хоть день передышки? Посмотри: его эмиссары уже снуют по соседним департаментам. Не сегодня-завтра за наши головы будет назначен денежный приз.

– Надеюсь хотя бы, что за наши головы отсыплют золотом, а не ассигнатами, – ответил Луве, немного обиженный напоминанием о дружбе с Робеспьером. – Меня только пугает твоя горячность, Шарль, которая, видимо, передалась тебе от твоего бывшего учителя физики Марата.

Барбару примирительно улыбнулся:

– Ладно, Жан, не будем ворошить прошлое. Нам нужно думать о будущем. Скажи: согласен ли ты выехать со мной в Эврё? Согласен ли ты идти в авангарде всей армии?