Сейчас, ответил оборотень женским голосом и, подняв Ванькину голову, влил в рот какую-то горечь. Отравила, понял Ванька. Хотел сплюнуть, но не сумел, проглотил отраву.

Волк продолжал рвать когтями его голову. Голова пылала в огне. Боль была жуткая. Ванька хотел закричать, но губы не слушались. Внезапно боль стала стихать. Смерть оказалась не страшной, напротив – ласковой. Гладила его голову, что-то шептала. И стало темно. Только вдали еще мерцал какой-то огонек. Но вскоре и тот пропал.

– Спит, – сказала старуха. – Давайте ему отвар все время. Завтра Евдокия еще принесет.

Из записей отца Иоанна.

«Не выходит у меня из головы Ванька. Искал всюду, – и в монастырях, и в трактирах, даже у разбойного люда спрашивал, – нигде его не было, никто не видел. Значит, точно в бега подался. И не из страха перед поркой, он и дыбы не испугался. Мыслю, не захотел жить рабом бесправным, где барин может сделать с тобой, что пожелает. Вот и сбежал, проявил неповиновение. Лихим парнем оказался; из таких парней Болотники и Разины, упаси Бог, получаются. А ведь дай ему волю, он бы сам русский выучил, как выучил немецкий. И механику выучил бы или медицину. Но он боярину неучем нужен, чтоб ночные горшки выносить. И чтоб пикнуть не смел; чтоб за случайную оплошность покорно на порку шел. Потому баре своих людей с детства к покорности и приучают кнутом и пряником. Сто раз в году кнут, один раз – пряник…»

2

Неделю скоморохи провели в деревне. Из денег, благоразумно зашитых Афанасием в исподнее, купили в деревне нитки с иголкой, тряпки на заплаты, залатали рваную одежду. Вырезали из дерева новые маски и свирели. Демид хотел еще бубен сделать. Нужный обруч и бычий пузырь у бочкаря достал, а вот колокольчики достать не удалось. Не унывал:

Конец ознакомительного фрагмента.