– Насчет работы, это не ко мне, – сказал староста. – Это к управителю. У нас тут всё заведено, как положено.
Дом у управителя был знатный, в два этажа, первый этаж каменный. Староста велел мужикам ждать, а сам пошел в дом.
Управитель вышел к ним на крыльцо. В добротном кафтане, в сапогах – прямо барин. Скоморохи сбросили шапки.
– Сможете лодку в порядок привести?
– Сможем, – ответили хором.
Управитель велел старосте дать им еды, водки для куража в работе, и отвести на место.
Лодка стояла на берегу озера возле сарая. Правда, это только название, что лодка. А на деле – почти корабль с палубой и надстройкой. За зиму доски немного скукожились, в бортах лодки образовались трещины.
– Нам бы инструменты, – попросил Архип.
– В сарае, в сундуке лежат, – указал староста.
– А смола?
– Тоже в сарае. И смола, и веревки. Приступайте. – И ушел.
– Ты откуда о смоле знаешь? – поинтересовался Демид.
– На верфи работал, – объяснил Архип. И на правах человека, знающего корабельное дело, стал распоряжаться. – Полезли в лодку, проверим, что прогнило, что отсырело за зиму.
Вытащили из сарая лестницу, приставили к борту, влезли на палубу. Двое остались на палубе, двое полезли в трюм, проверить ребра бортов и днище.
Пока возились, солнце покатилось вниз на запад. Стало холодать. Снизу раздался бабий голос:
– Эй, работные!.. Пора вечерять!..
Это две бабы принесли обещанный управителем харч – котел с варевом и водку.
Спустились, достали из котомок ложки и расселись вокруг котла. Для начала выпили, пустив бутылку по кругу.
Поели, согрелись водкой, стали смотреть на закат над рекой. Небо и река дышали волей. И вдруг им стало тоскливо: что-то еще ждет впереди? Неужто опять дорожная грязь и ночевки в сыром лесу?..
– Ты бы спел, Ваня, – попросил Демид.
Ванька кивнул, запел, о чем все они сейчас думали, на ходу подбирая слова для рифмы.
Дул холодный ветер в поле,
Заунывно пела вьюга.
Шли, свою, оплакав, долю
Скоморохи – други.
Через лес и через горы
Гнал их голод в путь.
Тащится за ними горе,
И с дороги не свернуть…
Ванька пел с душой. «Други» слушали песню и не заметили, как к ним сзади подошли управитель с князем. Князь, маленький, седовласый, управителя рукой придержал, не мешай, мол. И когда Ванька допел, сказал:
– Славно поешь.
Мужики повернулись, по тканому золотом камзолу поняли, что перед ними сам хозяин, вскочили.
– С таким голосом тебе не тоску наводить, а народ веселить надо, – сказал князь.
– Так он и вселит, – признался Демид. – Скоморохи мы, ваша милость. – И тут же засомневался, нужно ли было говорить правду. Благожелательный взгляд князя вызывал доверие, но взгляд взглядом, а что человек при этом думает, не известно. Зачастую от правды только вред.
– Скоморохи? – Князь повернулся к управителю. – Что ж ты их в корабельщики записал?
– Так не сказали же, Павел Николаевич.
– Определи их на постой в людскую, в субботу покажут людям свое искусство, – решил князь. – К лодке староста пусть других поставит.
Демид вздохнул с облегчением: обошлось, не прогнал князь, напротив – приветил.
3
Мужики устроились в барской людской с удобствами. И пока в сытости развлекали байками дворовых, слух о скоморохах разнесся по селу и дошел до приходского священника. Священник был молод и честолюбив. Стремясь заслужить одобрение епископа и получить приход в большом городе, даже не женился. Появление в селе скоморохов воспринял, как удачу: появилась возможность привлечь к себе внимание начальства. И стал смущать прихожан.
– Скоморохи есть оборотни, – говорил он. – Сатане молятся, на освященных кладбищах бесовское действие народу являют. Забыв Бога, сходятся вечером на улицах, богомерзкие пляски устраивают, скверные крамольные песни орут, личины зверей на себя накладывают. И велено иерархами нашими их изгонять из сел, а бесовские бубны, гудки и хари звериные отнимать и жечь.