Антон онемел, он не знал, имеет ли право сказать хоть что-нибудь. Всё его сознание молча требовало от Марины ее самое, чтобы ей стало невмоготу сидеть за рулем и принадлежать некоему автомобильному божеству. Он позволил себе протянуть руку и положить ей на плечи так, чтобы пальцами послать приказ остановиться. Марина еще некоторое время гнала по шоссе, затем ловко свернула в лесной проселок и нажала на тормоз. Антон не шелохнулся, не отнял руки, но, когда она, наконец, повернула к нему взволнованное лицо, взял напрягшееся тело в кольцо и очень осторожно коснулся губами ее щеки. Губы едва ощутимо скользили к ее губам, слегка замешкались у кончика не рожденной улыбки и прильнули к нижней губе, затрепетавшей и раскрывшейся навстречу властному мужскому безумию. Он целовал ее так долго и яростно, что потерял всякое ощущение реальности. Он уносил свою женщину в некое совершенно иное состояние, где исчезали они оба и рождался мир поющих ритмов, горячих влажных потоков нежности и страсти. Оба уверенно обнажали друг друга, содрогаясь от долгожданных прикосновений. Наконец, она требовательно направила его возросший смычок в свое лоно, едва не задохнулась от своего вокализа и больно надкусила ему шею. Это было позывом к последнему взмаху смычка, со стоном вылившегося в аккорд взаимного оргазма. Но еще с полчаса они не могли и не хотели разжать объятья.

– Любимая, ты теперь моя, единственно моя навсегда, до самой смерти.

– Полно, мальчик мой, не зарекайся. Но сегодня седьмое небо нас приютило.

Любовники стали добровольными пленниками обворожительного мира, полного детских грез, вступившего в затяжной конфликт с той взрослой реальностью, в которую нехотя возвращались. Прощаясь, они всегда с бессознательной тревогой смотрели в глаза друг другу, не решаясь развернуться в противоположные стороны друг от друга. Антон сразу предположил, что Марина тоже в душе беспечный ребенок, способный на сиюминутные шалости. Правда, его с самого начала изумлял ее ярко выраженный прагматизм. Было заметно, что, когда надо, мышление у нее системное, выдержанное, бескомпромиссное. Когда он ей преподавал уроки на кларнете, с трудом мог преодолевать ее волевые решения, сердился и отступал, не умея ее переубедить. Ему не удавалось добиться ее послушания, и они ссорились, казалось бы, на ровном месте. Антон думал, что его социальный опыт был куда жестче чем у Марины, всё-таки служил четыре года в армии и уживался там в самой непроходимой полевой матерщине. Но перед ее логикой он всегда пасовал, уступал и не решался возразить, предложить свой канал развития их отношений.

Антон и на следующее утро не смог от происшедшего с ним очнуться. Ночью он добрался до своего логова на автомате и поздним утром, проспав начало рабочего дня, сначала попытался восстановить свою память. Не удавалось представить, как же он оказался в своей московской квартире. Наконец он хотя бы додумался позвонить диспетчеру и сказаться больным чуть ли не до пневмонии. Снова и снова его тело переживало ощущения случившейся близости с Мариной, какой не было и не могло быть в его прежней жизни. Только к ночи голод запрыгнул к нему в постель, приказал хоть чем-нибудь поживиться. Он наскоро собрался, поставил полный чайник на огонь и чуть ли не на босу ногу выскочил в магазин прикупить пельменей. За стойкой неотразимо улыбалась какому-то позднему покупателю знакомая продавщица. Антон разглядел сутулую спину:

– Николай, ты ли это? За коньячком?

– Нет, брат, не хочу. А ты вставай вперед меня. Я еще подумаю, что мне надо.