– Ну, что вы, не надо никаких денег. Могц я просто угостить девушку мороженым?

Соня отчаянно запротестовала, тогда молодой человек засмеялся и сказал: «Девушка, это не угощение, это плата».

– Плата? За что?

– За то, что вы покажете мне этот дивный парк, в котором я оказался впервые. Даже не знал, что в этом городе есть такое замечательное место. Мне сказали, что здесь можно покататься на лодке. Это так?..

–Да, здесь есть озеро, его называют Комсомольским, потому, что котлован под озеро рыли комсомольцы на субботниках, – подтвердила Соня. – Если хотите, могу показать, где находится лодочная станция.

Они двинулись к озеру, и уже вскоре Джамал сильными гребками весел вывел лодку на середину водоема.

– А ведь мы с вами до сих пор не познакомились, – сказал он и представился. – Меня зовут Джамал, а полностью Джамал Зевар-Ага, хотя для вас я, конечно же, просто Джамал.

– Соня, – произнесла она едва слышно, все еще смущаясь этого необычного, но такого милого человека.

– Соня. Какое чудесное имя! – воскликнул Джамал. – А можно я буду звать вас Сония, на местный манер?

В ответ она лишь кивнула. Они встречались каждый вечер. Прибежав после работы с фабрики, она помогала матери по хозяйству, наглаживала одно из двух платьицев своего немудрящего гардероба, чистила зубным порошком парусиновые туфельки и убегала. Мать догадывалась, что к дочке пришла любовь, тревожилась, но ни о чем не спрашивала – из Сонечки и в детстве лишнего слова не вытянуть было. Джамал, как сам выразился, практиковался с ней в русском языке, сначала шутя, а потом и серьезно стал учить ее арабскому, поражаясь, как на лету усваивает Соня незнакомый язык. Способности у нее были поистине уникальные. Через какое-то время они уже даже спорили, на каком языке им общаться, а потом пытались установить график – день арабский, другой день – русский. В своей уютной, не по-мужски ухоженной квартире, Джамал угощал ее виртуозно приготовленными арабскими блюдами, Соня баловала любимого украинскими варениками и узбекским лагманом, а то лепила самсу, либо манты – тесто у нее получалось просто воздушным.

Разговоров о будущем молодые с некоторых пор избегали. Как-то раз Джамал вернулся домой не в духе. Соня, у которой были ключи, пришла пораньше и затеяла крутить фарш на голубцы. Резко и громко хлопнула входная дверь. Она даже не сразу заметила его озлобленность, а когда он заговорил резким тоном, вздрогнула от неожиданности – такого Джамала ей еще видеть не приходилось. Выяснилось, что днем он побывал в каком-то важном правительственном учреждении, где молодому коммунисту напомнили, что после защиты диссертации, ему необходимо вернуться на родину – таковы требования двусторонних соглашений между странами.

– Они что, не понимают, меня там убьют как только я сойду с трапа самолета?! – возмущался Джамал и сквозь зубы процедил несколько проклятий на арабском языке.

– Милый, ты, наверное, забыл, что я теперь все понимаю, – попыталась разрядить Соня обстановку, но он лишь досадливо отмахнулся. Потом резко развернулся в ее сторону, крепко сжал руку и непререкаемым тоном произнес:

– Ты сегодня останешься здесь, и вообще теперь будешь жить у меня.

– Но мне даже переодеться не во что, и вообще, как же мама…

Он не дал ей договорить, прервав жестко: «Тебе придется выбирать – или я, или твоя мать».

Она решительно высвободила руку и твердо, неожиданно даже для себя, отчеканила: «Никогда я не сделаю такого выбора. Человек, предавший мать, предаст кого угодно». Джамал опешил. Он не ожидал от своей безропотной и, как казалось ему, во всем покорной Сонии такой решимости. Из оцепенения его вывел тихий щелчок замка закрывшейся за ней двери.