Нырнуть в горячем женском неглиже.
На всех разлей, под сочную маслину
(изящный пальчик томно оттопырь),
И хряпните, тостуя за мужчину,
Что лучше, чем законный нетопырь.
А там – куда вас вывезет кривая, —
Хоть в Белый дом, хоть в Заполярный круг…
Незваными гостями, дорогая,
Я величаю всех твоих подруг.
Пахнешь
Ты каждый день, с самой ранней минуты,
Пахнешь теплом, добротой и уютом,
Солнечным утром, кофе и мятой,
Чистой посудой, одеждой опрятной,
Нежной улыбкой, пристальным взглядом
И, иногда, поучительным ядом.
Пахнешь умом, исключительно взрослым,
Пахнешь характером, часто несносным,
Пахнешь – вот выговорить попробуй —
Этой… ну, как её… гинкго билобой.
Мудростью пахнешь гражданки Минервы,
Пахнешь спокойствием с нотками нервов,
Пахнешь, бывает, угрозой здоровью,
Женщиной пахнешь, женой и любовью.
Вечером я, заявляясь с работы,
Пахну дорогой, носками и потом,
Холодом, ветром и ранним закатом,
Грустью усталой, начальника матом,
Серыми стенами, ламповым светом,
Недосыпанием, стылым обедом,
Тёмным подъездом, привычным маршрутом,
Пылью дорожной, асфальтом, мазутом,
Грубой щетиной, седыми висками
Кружечкой пива (одной, с мужиками).
Пахну, чуть-чуть, ипотекой и стрессом…
В общем, всё это не интересно.
Через минуту – уют и покой.
Я буду пахнуть только тобой.
«Сколь криво разделился между нами…»
Сколь криво разделился между нами
Семейно-относительный баланс:
Твоя любовь – с мешками под глазами
В моё лицо неслышно пробралась.
Осела в постоянном недосыпе,
Растаяла в работе на износ,
Пустила корни в злом простудном хрипе
И седине на кончиках колос.
Моя любовь тебя преобразила
Немного в направлении ином:
На плечи горностая положила
И угощает импортным вином.
Бликует в отражении айфона,
Искрится на капоте «БМВ»
И тонкими оттенками «Ланкома»
Наводит марафет на голове.
Не то чтобы я слишком испугался
За свой слегка заснувший шовинизм,
Но чую – как-то малость заебался
Мой щедрый не по меркам организм.
Пусть гордому носителю тестикул
Негоже плакать о таких делах,
Но гоже прописать себе каникул
На тёплых и безлюдных островах.
«Как рана боевая…»
Как рана боевая
На теле проступила,
Как первая стигмата
В Рождественский мотив:
Подруга боевая
За жопу укусила,
Искусство акробата
В постели проявив.
Уж как мы ни вертелись,
Уж как мы ни вращались —
По часовой и против,
Без капельки стыда.
Изрядно разогрелись,
Прилично извращались,
Пока вдруг не случилась
Такая ерунда.
Теперь лежит родная
Под тёплым одеялом,
Космически довольна,
Вполголоса храпит.
Её я обнимаю,
В бездействии усталом,
И на душе спокойно…
Лишь задница болит.
Самое лучшее
В нашем браке я смог почерпнуть только самое лучшее,
Единение душ не проходит совсем без следа:
Я впитал твою страсть и твоё настроение жгучее,
Что приходит остыть в зыбкой тени былого стыда.
Я успел перенять у тебя ощущение вечного,
Что укрыто в безмолвных страданиях древних картин,
В тонкой фИговой кляксе на чреслах Давида беспечного
И слепых паутинах на фресках Помпейских руин.
Я сожрал твою гордость под острой подливкой наивности,
Злую честность в словах под испугом ответа всерьёз,
Я вдохнул твою веру в нетленность прошедшей взаимности
И умение прятать беду за отсутствием слёз.
А ещё, укрываясь за подписей тонкими нитями
В документах слепых, что расставили точки над «i»,
Я оставил себе нашу двушку и Опель родителей…
В общем, лучшее из накоплений погибшей семьи.
«Ни прощения нам, ни пощады…»
Ни прощения нам, ни пощады:
Наши руки по локоть в любви.
За предательство Райского сада
Прокляни нас…
И благослови.
Ну подумаешь – яблоко съели,
Проигнорив табличку «Не сметь!».
Просто мы по весне прихуели,
Да и было с чего прихуеть.
Просто вдруг заплясали гормоны,