Не прошло и десяти лет с того времени, как Германия оказалась в тяжелом экономическом положении в годы Великой войны, страну поразила Великая депрессия, которая привела к укреплению консервативных общественных ценностей и вызвала рост недовольства в народе послевоенным положением дел в стране. Немцы часто вели разговоры о недавней войне, полные трудно сдерживаемых эмоций.
Как и большинство граждан, я считал, что Великая война началась из-за отказа мировых держав – Великобритании, Франции и России – признать растущее экономическое могущество Германии и право нашей страны стать одной из ведущих держав мира. Несмотря на большое количество павших – отцов и сыновей – в этой войне, немцы чувствовали гордость за Германию, которая разгромила Россию и успешно противостояла объединившимся вооруженным силам других стран мира на протяжении более четырех лет.
Несмотря на то что Германия согласилась на перемирие в 1918 г., большинство немцев отказывались признать поражение страны. Ведь немецкая армия еще существовала как единое целое и занимала часть Франции и территории на Востоке. Многие, если не большинство немцев, верили, что именно левое крыло коммунистов и социалисты, образовавшие внутри страны объединенный фронт, подорвали моральный дух армии и все-таки заставили страну пойти на переговоры.
В спорах и дискуссиях о Великой войне проявилось категорическое неприятие бескомпромиссного Версальского мирного договора, который союзники навязали Германии в 1919 г. Договор предусматривал серьезные денежные репарации, ликвидацию немецких территорий и колониальных владений и ограничение численности армии – до 100 тысяч солдат. Неудивительно, что многие немцы испытывали по отношению к Англии и Франции чувство обиды за тяжелое положение страны.
Интересуясь военной историей, я часто проводил время вместе с ветеранами Пюггена и окрестных деревень. Они приглашали меня на встречи фронтовиков «Стального шлема», многочисленной правой военизированной организации, членами который были солдаты Великой войны. Ветераны, одетые в старую военную форму и вооруженные карабинами, устраивали дважды в год встречи на природе в различных областях Германии. Они вспоминали войну, произносили патриотические речи, поглощали в несметном количестве жареные сосиски, запивая их пивом, пели вместе с народом национальные немецкие песни. Бывшие фронтовики устраивали также выставки оружия для всех посетителей. Более того, они давали мальчишкам моего возраста возможность пострелять из винтовки Маузера образца 1898 г. Это доставляло мне громадное удовольствие, даже если потом, из-за сильной отдачи при стрельбе, плечо некоторое время побаливало.
Я плохо разбирался в политике, но соглашался с тем, что понимал под патриотическим национализмом ветеранов «Стального шлема». Их резкое неприятие многих несправедливых положений Версальского договора, в том числе ограничения численности рейхсвера (название довоенных вооруженных сил Германии), казалось оправданным. Хотя многие представители местных отделений «Стального шлема» отрицательно относились к крайнему шовинизму и национализму нацистской Национал-социалистической немецкой рабочей партии, руководители организации на высшем уровне временами сотрудничали с различными националистическими группами, включая нацистов.
Нацисты находились в оппозиции к послевоенному политическому строю Германии, и несмотря на то что, подобно другим организациям, например «Стальному шлему», разделяли националистические взгляды, они не терпели никакой конкуренции. После прихода нацистов к власти «Стальной шлем» вошел в охранные отряды, военизированные отряды нацистов, носившие форму коричневого цвета.