– Какой смысл с тобой разговаривать! – звенящим голосом перебила ее Вита.

– Ну вот, опять довела себя до слез, – вздохнула Светлана, – что с тобой происходит…

– Можно подумать, тебе интересно…

– Я твоя мама, – Светлана растерянно развела руками, – конечно, мне интересно, что с тобой происходит.

Вита быстро отвернулась.

– Хоть бы волосы расчесала, – сказала Светлана, рассматривая волосы на Виткином затылке, которые выглядели как лохматый кусок войлока. – Хочешь, помогу расчесать?

Вита резко повернулась и выкрикнула, белея лицом:

– Что я хочу? Я хочу, чтобы меня никто никогда не трогал!

Слова словно ударили Светлану под дых. Стало трудно дышать. Думать. Шевелиться. Даже Виткин профиль выглядел теперь чужим. Тяжелые щеки. Злые губы. Светлана с усилием отвела глаза. Мамы должны любить своих детей. Какими бы они ни были. Она не имеет права. Так плохо. Думать. Про собственную. Дочь. В глубине души Вита славный и добрый человечек…

Вдали заурчал, поднимаясь в гору, мотор приближающейся машины. Светлана подхватила свитер и почти бегом выскочила из комнаты.

Геннадий снял шапку и картинно встряхнул, брызнули по сторонам капельки мгновенно растаявшего в помещении инея. Как в театре, подумала Светлана. Время от времени наступал период, когда муж начинал вести себя так, словно за ним наблюдали. Случалось это нечасто, но всегда заставало Светлану врасплох, и она чувствовала себя статистом, которому забыли сказать название исполняемой пьесы.

Геннадий подошел к зеркалу и пытливо осмотрел свое лицо.

– Что новенького в пубертатных широтах? – Он широким движением мотнул головой в сторону Виткиной комнаты, напомнив разгулявшегося барина. – Оделась уже? Нам скоро выезжать.

В голове Светланы зазвенели цыганские бубенцы и эхо конских копыт.

– Не пойму, что с ней происходит, – сказала она, усилием воли придавливая разыгравшееся воображение.

– На то они и подростки, – Геннадий широко улыбнулся в зеркало, – в растущем организме бродит бешеный гормональный коктейль. Любая проблема выглядит драматично. Наберись терпения, пройдет время, Вита повзрослеет, и мы с улыбкой вспомним прошлое.

– Ты правда так думаешь? – Светлана вытянула шею, пытаясь поймать взгляд Геннадия в зеркале.

– Уверен. – Геннадий повернулся и потрепал ее по плечу.

«Спасибо, барин», – тоненько сказал внутренний голос. Светлана икнула от неожиданности.

– Что? – повернулся Геннадий.

– Дерзит, говорю, – Светлана перевела дыхание, – не хочет никуда ехать.

– Так и сказала? – В глазах мужа мелькнул тревожный огонек. – Объяснила почему?

– Уши, говорит, у борцов противные…

Настороженное выражение мгновенно испарилось из глаз Геннадия. Он красиво закинул голову и рассмеялся:

– Какая внимательная! Уши у борцов – еще те, хороший пельмень позавидует!

Светлана дождалась, пока стихнут разливы легкого, как летний дождь, смеха.

– Обедать будешь?

– Нас накормили. Шура из «Березки» целый противень тефтелей притаранила, Леночка ей помогала. Чудная девчушка. – Геннадий одобрительно покачал головой.

– Лена, небось, матери не хамит, – вздохнула Светлана.

– Чужая душа потемки, – Геннадий сморщил нос, словно унюхал что-то несвежее, – никогда не знаешь, что происходит за чужими стенами. Пойду погляжу на надутую Виткину физиономию.

Геннадий сказал все легким тоном и наверняка не имел в виду, что она отвечает за Виткино настроение, но Светлане все равно захотелось начать оправдываться.

– С тобой она хотя бы нормально разговаривает, – затараторила Светлана, – давай я бульон согрею, а ты отнеси. Мясо, так и быть, может не есть.

– Не пищей единой жив человек, – отмахнулся Геннадий и пружинисто зашагал по коридору.