Я хотел переехать, даже несмотря на тонкие жалюзи, которые, кажется, шили советские квантум-физики из ткани, которая одновременно существует, когда комары хотят в них скрыться, и не существует, когда солнечный свет свободно и радостно проходит через них в 3 часа ночи.
Когда я смотрел тогда на красивые здания, я чувствовал, как душа спела песнь и появилось желание тоже что-то делать, куда-то стремиться и развиваться. Правда, я не сразу стал стремиться, но… Вдохновение пришло сразу и так же сразу пропало, когда я вернулся в Ройтон. Мне нравится Ройтон, мне нравятся ройтонцы, они очень колоритные и родные. Но… Невысокие на Неве здания звали меня в путь.
А мой путь требует постоянный уход за моим русским…
Глючики
20 лет прошло с того урока с Кэтрин, и мой русский все еще не идеальный. И последнее время он стал порой сильно глючить. К счастью, не постоянно, только когда надо говорить.
Много работаю сейчас, иногда весь день говорю только на английском. В такие дни мой русский тяжело переносит эту обиду и драматично падает до уровня, который был в 2003-м. В результате я задаю вопросы в магазинах и ресторанах, а в ответ вижу выражение лица особого сорта. Затрудняюсь описать его, но…
Представьте себе, что стоите в летнем саду, белок разглядываете. Внезапно неуклюже пришлятается ирландский сеттер и с вежливой мордой говорит вам:
– Здробствуйдень, молотый чебурек.
Что происходит с вашим лицом? У меня так: приоткрывается рот, слегка выпучивается правый глаз, чтобы больше инфо получить, и закрывается левый от легкого ужаса. Вы непроизвольно произносите «уэ-э-э?».
Вот. Вот как на меня смотрят в магазинах и рестиках теперь
Но сейчас белые ночи и солнечные дни, темных углов нет. Не могу сделать вид, что я померещился, и исчезнуть. Приходится продолжать выносить разговор, несмотря на слова-химеры типа «здробствуйте» – нечестивый плод запретной любви между «добрый день» и «здравствуйте».
Три дня назад я пришел в ресторан с намерением получить столик и русское меню.
Я: «Здрабрый чжень, свадобный столь ест?»
Офицант: «У-э-э-э…»
Вижу, что получилась абраскафандра, и стараюсь вместе с мозгом исправить ситуацию.
Я: «Мозг, прием!»
Мозг: «М-м-м? Сплю…»
Я: «Зачем смешиваешь слова?? Можешь так не делать?!»
Мозг: «Умение “не мочь” тотчасновременно не доступно».
Я: «Мозг, плиз, говори нормально».
Мозг: «Normal».
Я: «Да чтоб тебя!»
Средневременно вижу, что официант уже приходит в себя, значит, время на истеке. Надо успеть до «Вам английское меню?». England expects, Craig! Скажи что угодно!
Я: «Ерстолан арботает?»
Мда. Вполне чтоугодное.
У меня дальше слов нет, только буквы да слюни. С ударением на слюни.
Официант добрый, глазами спрашивает: «А можно хотя бы квадратные буквы?»
«Неа, у меня в голове все кружится…»
Посетители кафе начинают подглядывать на происходящее. Я сочусь стыдом, они зреют мой позор.
Официант решительный, берет ситуацию под контроль.
Официант: «Так, столик на одного?»
Мозг: «Да».
Я: «Да».
Мозг: «Вот видишь, ситуация сама разрулилась. Авось рулит».
Я: «Да ну! Нам нужен стол на двоих! Алиса же придет».
Мозг: «Столы все одинаковые. Стул потом попросим».
Я: «…»
Мозг: «Я абсолютно прав. Я мозг!»
Я: «Блин, придется Алису попросить просить…»
Мозг: «Ну, зато когда она назовет тебя “детка”, она будет права на двух уровнях».
Лингвистически-индуцированный инфантилизм. Но это отдельная тема.
А почему я паникую при такой ситуации? Не опасно же, самый страшный исход – стол не дадут. Почему мое тело включает механизм «бей или беги»?
В юности не знать правильный ответ было поводом для наказания. Если для экзамена надо было перевести на английский «волосы на висках» и я написал hair on the whiskeys вместо the hair on his temples, то поставят двойку. Двойка – позор. Двойка значит, что работать не сможешь, зарабатывать не сможешь, дачу в Солнечном никогда не купишь. Это экзистенциальная угроза. Соответственно, тело включает эту реакцию. И, хотя я давно умею из нее выходить и смирился со своей обшибкофренией, я знаю, что недопонимания и мешанина неизбежны. Я ученик русского как иностранного, каша-малаша – пища наша.