Мать все время беспокоилась и часто в бане, в потемках они шепотом о чем-то разговаривали с теткой.

Сколько мы прожили у тётки, не помнится, но раз ночью нас срочно собрали, одели во что было можно, нас с Толькой посадили в санки, сделанные по-деревенски с гнутыми полозьями на копылах^>4, как настоящие конские, только маленькие, видать для домашних перевозок и катанья и куда-то повезли в темную ночь.

Мы уже привыкли к этим тайным внезапностям и всегда молчали, чего-то боялись, да и мать каждый раз нам перед этим наказывала не кашлять, не разговаривать, тем более не плакать.

Долго мы ехали по селу, а потом нас вывезли на простор, сразу подул холодный морозный ветер, это была река Уссури.

Оказывается за все время, пока мы находились у тетки, мать разыскала знакомого станичника, с ним она и договорилась на счет перехода. У него была взрослая дочь, видать отчаянная, бесстрашная казачка. Это она и приехала за нами на санках и согласилась перевезти за Уссурий, вернее за кордон.

Ехали тихо, без шума, ночь была темной и сыпала небольшая порошка. Уссурий недавно стал, кое-где потрескивал лед, да попадали торосы^>5. Санки задевались за стоящие льдины и раздавался негромкий скрип.

Вскоре, невдалеке показалась коса^>6, она выпирала бугром и казалась впотьмах маленькой горой. Здесь девка ускорила шаг, стараясь скорее попасть за косу, за санками бежали Тоня, Федя и мать. Слышно было как они тяжело дышали и по-видимому, сильно переживали. Мы с Толькой молчали и ничего не понимали, куда мы едем и зачем. Если бы были взрослые, в этот момент нам было бы страшно, мы бы понимали переход этой по сути дела ответственной полосы, которая разделяла два государства, неизвестно на какое время или вообще насовсем.

Только мы успели скрыться за косу, где-то издалека, ударили выстрелы, пули ударялись то в торосы, то где-то на косе. Несколько пуль угодили недалеко от санок. Все бросились в сторону, но девушка негромко крикнула «не бойтесь – теперь уже все, проспали касатики». Сказала она и поехали дальше, версты с две мы проехали вдоль берега, который прикрывала коса, вдруг, как из-под земли покаталась китайская фанза, залаяли собаки. Кто-то вышел, скрипя дверью, у него в зубах искрилась трубка, как волчий глаз среди темной ночи.

Китаец спросил спокойным тоном по-русски «Кто приехала?». Наша проводница ответила свое имя. Китаец узнал её по голосу, по-видимому не раз бывавшую девушку и поахав, назвал её по имени.

После этого зашли в фанзу. Было темно, только через окошко заклеенное промасленной бумагой проникал свет.

Перевозчица переговорила с китайцем, по-видимому, мы у неё были не первыми беженцами и китаец её отлично знал и имел с ней дело.

Потом она показала на мать и нас. Китаец покивал головой и сказал: «Хорошо, моя всё делай». И он приблизился к матери, когда впотьмах приблизился к ней, вдруг крикнул «Зиновья! Федотка! Зиновья! – тебе как сюда попади?». Оказывается, он знал мать и отца и часто бывал в Кедровой. Когда ходил за чем-нибудь и граница была еще открытой или, по крайней мере, не особо охранялась заставами. Тогда свободно ходили русские к ним, они к нам. Менялись поварами, ходили китайские коробейники. Мужики ходили попить ханьжи^>7 или спирту, а им носили мясо, крупы.

Немного перекусив, нас уложили спать на канны, а мать с девкой о чем-то посоветовались и вскоре уже перед утром она ушла обратно.

Чем благодарила мать за этот переход, мы не знали, но, наверное, недаром. Рисковать таким делом решится не каждый. Как могла это сделать молодая женщина?

Утром, чуть свет, нас разбудила мать. Проводник уже ходил на дворе и разговаривал с лошадью. Слышно было как лошадь хрумкает сухим сеном. По-видимому, фанза служила летом для рыбаков, а зимой приезжал сюда хозяин подзаработать на контрабанде и таких перевозках, которая готовилась и нам.