– И как же ты… – Олег запнулся. – Как же ты с такими мыслями работаешь в прессе? Люди ведь читают твои статьи и верят тебе.

– Это их проблемы. Меня читает тот, кто хочет верить в то, что я пишу. Кто верит в другое, тот не читает. Или читает, чтоб разнести всё в пух и прах…

– Я и подумать не мог, что ты так относишься к своей работе…

– Так – это как? Не уважаю, значит?

– Да, не уважаешь. Я думал, ты веришь в то, что делаешь. Стараешься служить правде, людям…

– А я им и служу. Я пишу то, что они хотят читать. Или готовы, точнее.

– А почему ты не пишешь то, что хочешь писать?

– Почему не пишу? Пишу. Когда могу.

– И тебя это устраивает?

– Что именно?

– Что ты не всегда делаешь то, что хочешь?

– По-другому не выходит, – пожал дядя Вова плечами. – Жизнь такая…

– Так давайте изменим эту жизнь! Давайте потребуем от редактора, чтоб давал нам писать нормальные вещи, чтоб не резал всё подряд!

– И что?

– Как что? Будем писать правду. То, что нужно людям.

– Опять двадцать пять, – тяжело вздохнул дядя Вова. – Откуда ты знаешь, какую правду эти люди хотят знать. Если они читают нас такими, как мы есть сейчас, значит, их всё устраивает. Им нравится наша правда, понимаешь?

– Так нет же в нашей газете никакой правды!

– Это ты так думаешь, потому что видишь иначе. Посмотри сколько сейчас разной прессы. Одни одно говорят, другие – другое. И все верят в то, что говорят. Так всегда было. Поверь мне, я в своей жизни чего только ни писал. И что надои растут благодаря мудрой политике партии, и что…

– И в это тоже верил? – ухмыльнулся Олег.

– А ты веришь, что дело твоих этих автогонщиков, которые сбили ребёнка, передадут в суд, как ты того добивался? И что суд вынесет честное решение – в это веришь?

– Да, верю, – отчеканил Олег так твёрдо, как только мог.

– А если их всё-таки оправдают? Или вообще суда не будет? Что ты тогда скажешь? Во что будешь верить?

Олег растерялся.

– Признаешь, что они невиновны? – напирал дядя Вова. Он уже прилично набрался и тоже начал вдруг петушиться.

– Не знаю. Я надеюсь, что их накажут. Я верю в это. Иначе…

– Что иначе? Задепрессируешь? В петлю полезешь? Типа жизнь – жестянка. Одна несправедливость кругом…

– Зачем ты так? – устало выдавил Олег. Ещё минуту назад он чувствовал себя героем, храбрился, готов был нацепить на всех ярлык трусов, а сам ринуться в бой, но неожиданно совсем расклеился, точнее даже рассыпался, словно его, как хрупкую вещицу, приложили сверху тяжеленным пресс-папье.

– Дурашка ты, – заметив эту метаморфозу, дядя Вова тут же отпустил вожжи и подобрел. – Перестань бороться с жизнью. Не ищи правды. Просто живи, как хочется и как совесть велит. И всё.

– Но мне совесть велит показывать людям, что много безобразия вокруг, и надо это исправлять, надо жить по-другому.

– А если люди не хотят жить по-другому? Если они как раз хотят жить так, как живут.

– То есть? Ты хочешь сказать, что людям нравится беззаконие, несправедливость, нищета, насилие? – новая порция возмущения оживила Олега.

– Конечно. Тем, у кого в жизни это всё присутствует, определённо нравится. Может, и не нравится, но они именно этого хотят и именно так представляют свою жизнь. Другого варианта у них нет.

– Ты глупости говоришь, – обиделся Олег. Ему показалось, что дядя Вова его просто дразнит. – Никто не желает себе плохого. Никому не может это нравится. Если человек нормальный, конечно.

– А кто тебе сказал, что мы нормальные? И что вообще такое эта норма?

– Это долгий разговор. Мы в какие-то дебри уходим. Когда начинают сильно усложнять, значит, хотят запудрить мозги. Давай попроще. Объясни мне, почему люди хотят жить плохо?