Среди всех я особенно сдружилась с одной женщиной. Звали её Таней. Она была немного старше меня, но мы сразу как-то стали сёстрами. Понимала она меня с полуслова.

Про Таню я расскажу позже, она достойна отдельной памяти и потому, что стала для меня настоящим другом, и потому, что ушла слишком рано.

Вскоре в цеху за мной стал увиваться парень. Электрик. И как вы думаете, как его звали? Виктор! Я аж не знала смеяться или плакать. У меня, похоже, по жизни одна дорога – только с Викторами. И отец, и брат, и оба мужа все они носили одно имя. Шутка какая-то, но не смешная. Если бы мне кто-то в книжке такое написал, то не поверила, решила бы, что фантазия у автора разыгралась. А вот оно как бывает!

Этот Виктор был высокий, плечистый, с вечно масляным комбинезоном и сигаретой в зубах, да ещё и с ухмылкой. Курил, пил, но что-то в нём цепляло. Не любовь, конечно, просто привычка, необходимость, потребность зацепиться за кого-то, кто бы мог отвлечь от воспоминаний. Он предложил жениться. А я, не особо долго думая, согласилась. Я его не любила. Но понимала, что мне нужно менять фамилию, нужно как-то стирать за собой шлейф прошлого. Его предложение стало для меня возможностью выйти из тени. Только мы условились, что распишемся после окончания моего срока, когда я получу все документы.

Поженились тихо. Без музыки, платья и родни. Мы двое, его друг и моя Таня. Потом я переехала к нему. И вот тогда началось.

Со свекровью мы не сошлись с первого взгляда. Я ей не понравилась. И теперь, с годами, понимаю почему?! Как бы ей понравилась такая невестка? Арестантка, чужая, со своим прошлым. Я тогда кипела от злости, обижалась, как будто имела право. Молодая и глупая; хотела обычной жизни, а в ответ получала брезгливые взгляды. У нас были скандалы: громкие, с криками, с битьём посуды. А Виктор? Он молчал. Говорил: «Сами разбирайтесь». И я поняла, что одна, опять одна и защиты ждать не приходится.

Поэтому мы ушли на съёмную квартиру. Я с радостью, потому что это был глоток воздуха, свободы! Так хотелось жить, ведь я впервые ощутила себя хозяйкой в доме. Оказывается, это такое счастье! Я всё там переделала: поклеила обои, побелила потолок, мебель переставила. Мечтала, думала: вот оно, начало исполнения желаний! Витя, правда, ничего не делал, он по жизни был ленивый, с места, вернее, с дивана не сдвинешь, а мне было всё равно. Я и сама могла, я ведь умела и хотела. Главное, что не за решёткой!

Мы работали, жили; вернее, я жила, а он пил. В будни обязательно по вечерам, по выходным чуть меньше. Когда приходила домой после смены, а работали мы в разные смены (не хотела я с ним видеться часто), в квартире был дым, бардак, мужики, пьянка. Всё, что я готовила, исчезало в один вечер. Я кричала, гнала их прочь, а он ржал, как придурок. И так снова и снова, год за годом.

Я пыталась с ним говорить, просила, умоляла закодироваться, а он злился, кричал, а потом и руку начал поднимать. И вот однажды всё перешло черту. Правду говорят, что если мужик перешёл черту и ударил один раз, то дальше будет только хуже!

Тот вечер я помню до мелочей. Он снова притащил домой друзей, шум, пьянка. Я, как всегда, вышла, начала всех гнать, ругаться. А он вдруг взбесился. Не просто рассердился, а будто в нём что-то сломалось? Глаза налились кровью, рот перекосило, волосы дыбом. И тут он схватил топорик рыбацкий, с которым ездит на природу. Я кинулась на кухню, спиной почувствовала опасность, обернулась, а он занёс топор надомной. Успела увернуться, отскочив в сторону, но лезвие всё же скользнуло по плечу. Обожгло. Кровь хлынула горячая, липкая. Прижала рану, а он, как увидел кровь, так сразу отрезвел и упал на колени. Пластырь вместе лепили. В больницу не пошла; его дурака жалко было, испугалась, что посадят.