– Я этих подонков уничтожила бы собственными руками, но не могу. А угрожать им тюрьмой – себе дороже. Ты можешь хоть на минуточку себе представить этот суд? Как я буду там выглядеть, как я буду отвечать на их каверзные вопросы? Меня ведь не обокрали, а… Ой, давай лучше не будем об этом. Все, раз и навсегда решено, к этому больше не возвращаемся и постараемся все забыть.
Виктор Леонидович обнял жену и пообещал сделать так, как она захочет, в глубине души будучи уверенным в том, что он все равно найдет нужных людей, которые возьмутся за Джавата и не оставят от него и мокрого места, это уж «нужные люди» делать умеют. А этот подлец и знать не будет, откуда ветер дует, и глазом не моргнет, как окажется за решеткой.
Беседины вернулись домой. Их встретила взволнованная и недоумевающая Галина Федоровна, которая уже не знала, что и думать. Она не представляла себе, что случилось и очень волновалась. Павлик радостно запрыгал у нее на руках, когда увидел родителей. Виктор взял малыша на руки, а Элла только поцеловала его, заплакала и ушла к себе. Больше в этот вечер она из спальни не выходила, и Виктор Леонидович объяснялся с няней сам. Конечно, он не сказал ей правды. Он придумал историю о каком-то срочном и необходимом медицинском обследовании, которое, якобы, прошла Элла и сказал, что теперь ей нужен отдых и покой.
На следующий день Виктор вышел на работу, и потекли его загруженные административной деятельностью будни, которые требовали от него очень большой самоотдачи. Элла пребывала в депрессии. Она очень мало ела, плохо спала, часто плакала и ни на какие уговоры взять себя в руки не реагировала. Обращаться к врачу она категорически отказалась, так как боялась, что в поликлинике узнают, что с ней произошло, и тогда не оберешься сплетен, злорадства и злоязычия.
Виктору тоже было тяжело. Вечером, приходя с работы уставшим и замученным, он начинал успокаивать Эллу, пытаясь вывести ее из состояния, в котором она пребывала. Павликом они оба практически не занимались, у них не оставалось на ребенка времени. И не известно, как бы малыш чувствовал себя в подобной ситуации, если бы не добрая, искренне любящая его и заботливая Галина Федоровна.
Малыш рос очень здоровеньким и резвым. Он был необыкновенно хорошеньким, с живыми умными глазками, кудрявыми пушистыми волосиками, в десять месяцев уже пошел и даже начал произносить членораздельные звуки.
Галина Федоровна не могла нарадоваться на малыша. Чтобы помочь Элле справиться со своим состоянием, она часто приносила ей Павлика и предлагала поиграть с ним или сходить погулять. Но казалось, мать совершенно потеряла всякий интерес к ребенку.
– Он очень шумит, я не могу заснуть. Не могли бы вы на время пойти с ним куда-нибудь сами, в парк или во двор хотя бы? У меня очень болит голова, а Павлик такой беспокойный ребенок, – выговаривала она няне, и та только недоуменно пожимала плечами.
Галина Федоровна часто забирала мальчика к себе. Они проводили в ее квартире очень много времени, и, казалось, это вполне устраивало Эллу. Понемногу она приходила в себя и стала даже подумывать о том, чтобы вернуться на работу.
– Элла, зачем? Ты можешь спокойно сидеть дома и не волноваться о работе. Она от тебя никуда не уйдет, – увещевал ее Виктор, но она, как всегда, перечила ему.
– А я и не волнуюсь, что она от меня уйдет. Мне просто надоело сидеть дома сиднем, я потеряла всякий интерес к жизни. Я хочу на люди, тебе этого не понять. Поговори там, пусть освобождают мое местечко, еще пару недель, и я выйду на работу, договорились?
Виктор Леонидович не сказал ни да, ни нет, только пожал плечами, что в глазах Эллы означало полное согласие. Между супругами натянулась какая-то невидимая струна, которая мешала им обоим. Они все дальше и дальше отдалялись друг от друга, и, казалось, эта струна вот-вот лопнет, и их семейные узы порвутся вместе с ней. После того, что случилось с Эллой, они уже не могли в глубине души назвать себя счастливой семейной парой. Они часто не находили общего языка, Элла была несговорчивой, упрямой и эгоистичной, Виктор все больше и больше чувствовал охлаждение к ней.