Надежда вспомнила их первую встречу. Это было во дворе. Дворы тогда были совсем другие. Шумные, крикливые. На столбах – веревки, на веревках – белье сушится; сарайчики неказистые: у каждого свой, с символическим замочком, отпирающимся любым ключом. И деревянный забор, ограждающий детей от соблазнов «улицы». Мамки – всем мамки, а дети – всем дети.

– Ванька, ты хоть ел сегодня?

– Неа…

– Так иди, с Колькой моим поешь, я макароны сделала, а то пока мамка твоя придет, помрешь, небось, с голода…

– Иду, теть Зин…

– Дядь Слава, у меня что-то самолет не получается, подсоби..

– Ну давай, посмотрим, что там у тебя за техническое несоответствие…

– Толик, ты зачем кота на поводке водишь? Не издевайся над животным, сейчас же отпусти, вот отец придет, скажу…

– Сознавайтесь, паршивцы, кто веревку мою срезал? На чем я теперь белье сушить буду? Узнаю – уши надеру…

И так целый день. Тогда казалось – кошмар, а теперь – песня. Песня детства. И Аринка как раз тогда появилась. Чистенькая такая, в туфельках – отпад, ни у кого таких не было. Юбочка пышненькая, косички тоненькие, а в руках – кукла. Нет, не кукла – мечта: сказочное воздушное платье, ручки-ножки двигаются, вся мягонькая, не пластмассовая какая-нибудь, а как живая. Да еще и волосы длинные, как настоящие: светлые, кудрявые, так и хотелось прическу ей сделать. Надька робко подошла к новенькой:

– Тебя как зовут?

– Арина…

– Родионовна? – засмеялась Надежда.

– Нет, Андреевна, – не поддержала шутку Арина.

– А я – Надежда. Дружим? Дашь куклу причесать?

Арина нехотя протянула ей свое сокровище:

– Только осторожнее…

Так и началась их дружба, прошедшая проверку на прочность через всю долгую жизнь. Надежда даже не мыслила себе дня без Арины. Они были разными, но как-то очень удачно дополняли друг друга. Одно было непонятно: влюблялись в одних и тех же парней. Вначале растерялись, не знали – ссориться или как? Потом приспособились: кидали жребий и без обид уступали друг другу «ухажеров». Вот так, по жребию, Генка и достался Арине. Хотя всегда тянулся к ней, к Надежде. Как и она к нему. Арина это видела, но договор есть договор. На свадьбе Генка подошел к Надежде:

– Не передумала? Еще не поздно…

Она молча покачала головой:

– Дружба дороже…

Так и стали жить. Надежда никого больше не полюбила, не смогла. А Арина, из принципа, продолжала жить с Генкой. Потом, уже после появления двойняшек, она спросила:

– А ты у нас так и будешь в старых девах ходить? Или не в девах, но в старых? Надежда с вызовом ответила:

– Для себя рожу, зачем мне мужик? Ни к столбу – ни к перилу…

Арина посмеялась, но когда через некоторое время заметила, что подруга поправилась и похорошела, с подозрением заметила:

– Все-таки рожать одна собралась, дуреха?

– Ну не всем же такими умными быть, – отшутилась Надежда, и через несколько месяцев родила дочь.

– Колись, кто отец-то? Никого около тебя не видела, – допытывалась подруга.

– От духа святого непорочное зачатие, – отшучивалась Надя.

– Ну-ну, вот как он тебе алименты оттуда слать будет, ты подумала? – возмущалась Арина.

– Да не нужны они мне, сама зарабатываю, – раздражалась Надежда.

Дети росли как родные. Мальчишки опекали малышку, таскали ее повсюду за собой. Генку хватало на всех, так что дочь отсутствие отца не чувствовала.

Пошли в одну школу, потом все – в медицинский. Взрослые дружили. Вместе на дачу, всем гамузом – в отпуск. Потом Генка слег. Арина раздражалась: не могла простить такую слабость сильному всегда мужу. Больше ухаживала Надежда. Приходила с работы, и, быстро управившись дома, шла на смену Арине. Та отправлялась спать, а они часами говорили. Оказывается, сколько общего у них было! Мысли, чувства, оценки… Один начинал говорить, а другой подхватывал. И молчать было хорошо, комфортно. Не напрягали паузы, не нужно было искать темы. У Генки как-то прорвалось: