В-третьих, само по себе согласование воль государств с целью заключения договора относительно конкретного объекта их отношений создает не право, а закон или правило для определенного случая. «Очевидно, что в результате завершившегося процесса согласования воль появляется не право, а закон (договор), регулирующий конкретный вопрос международной жизни, появляется лишь то, что удалось согласовать только по данному вопросу и только на данный исторический момент»[275]. Поэтому возводить появление права к одному лишь волеизъявлению сторон нельзя.

Позитивистам принадлежит заслуга установления той роли, которую сыграл международный договор в развитии права. Не отрицая положительного значения этого обстоятельства, следует отметить и отрицательные его стороны. Исходя из позитивистских позиций, появление международного права начали датировать первыми известными международными договорами, которые, следует сказать, долгое время оставались неизвестными или малоизвестными, что, в свою очередь не позволяло объективно определить момент появления международного права. Те же договорные критерии применяли и для его исторической периодизации.

Существенным недостатком преувеличенно позитивистского подхода к изучению международного права является невозможность рассмотреть это право как самодостаточную, специфическую, особую юридическую систему без аналогий с внутригосударственным правом. Так, например, если внутригосударственная правовая норма разделяется на гипотезу, диспозицию, санкцию, то сторонники позитивистского подхода начинали искать соответствующее деление и в международно-правовых нормах. Однако, поскольку не каждая такая норма состоит из соответствующей триады элементов, то и исследователи к ней часто подходили либо как к неюридическому правилу поведения, либо как к примитивной, зачаточной форме правовой нормы.

Подход к международному праву с точки зрения национального права привел и к другим неточностям. Так, отсутствие в международном праве надгосударственной власти с ее делением на соответствующие органы – законодательные, исполнительные, судебные, часто приводило к отрицанию принудительной силы соблюдения норм этого права, а следовательно, и его правового характера: «Юрист-аналитик должен увидеть отсутствие санкций в международном праве и признать, что оно еще только может стать правом… в значительной мере международное право не является правом»[276]. В отдельных случаях исследователи, видя ошибочность позиции отрицания существования международного права, но исходя из вышеуказанных критериев, говорили о его примитивности и зачаточном характере: «Международное право существует, но оно является примитивным правом», – считал Г. Кельзен[277].

Не изменилась ситуация и с утверждением в науке новых направлений позитивизма (нормативизма, англосаксонского и континентального позитивизма, прагматического позитивизма и др.), которые безусловно признают юридическую силу международного права. Однако, возводя его лишь к системе действующих норм, они опять-таки отрицают его историю, считая, что некогда легитимные нормы и принципы международно-правового регулирования не имеют ни правового, ни научного значения для современного права и его науки[278]. В современном праве юридическую силу имеют лишь правовые нормы, применяющиеся и действующие на данный момент, поэтому выяснение обстоятельств их возникновения, формирования или становления не имеет смысла. А для правовой науки история права не особенно важна, так как задача науки заключается в устранении пробелов и противоречий в понимании правовой системы ради более верных трактовки и применения правовых актов, а потому бесплодным является осмысление и толкование древних правовых актов, которые уже никем не применяются. Наконец, на основании подобных актов нельзя сегодня принимать судебные решения, разрешать споры и т. д., их даже часто невозможно понять в результате их своеобразия и в силу их несовершенства с точки зрения современного позитивного права.