Одно место показалось ей очень знакомым, как будто так уже было. Так же через окно лился золотистый солнечный свет, покачивали кронами деревья, только листочки были тоненькие и сочно-зелёные. «Это был май», – твёрдо была уверена девочка. Она повернула голову, следуя за своими воспоминаниями. Вот старенький священник, которого она только что видела, в свете косых солнечных лучей поднимает над головой младенца и что-то говорит. Около него стоит мама, поодаль крёстная и бабуля. Девочка буквально почувствовала, как волосы на голове зашевелились. Конечно, это она. Это её крестины. Она покачнулась, едва не потеряв сознание, и в тот же миг увидела всё это глазами только что крещёного младенца. Оттуда сверху, с высоты поднятых вверх рук ещё крепкого тогда дедули-священника, что стоит сейчас чуть поодаль. За окнами глазами малышки она видела каменный белёный забор, за ним старое жёлтое здание бывшей гимназии, где сейчас Дворец пионеров. Перед оградой дворца тощие тополя с белыми снизу стволами и на металлическом щите красуется надпись: «Слава труду!»

Она всё это помнит! Помнит, потому что видела своими глазами! Разве такое возможно?!

Екатерина погладила её по голове:

– Красиво тут и тихо, правда?

Девочка быстро повернулась:

– Бабуля, я помню, как меня крестили. Вон тот дедушка. А из окна я видела домик и «слава труду». Это было в мае, да?

С лица Екатерины сползла улыбка, а губы побелели. Она медленно перекрестилась:

– Ну, вот и началось.

– Что?

– Знать бы… Поедем домой. Уроки делать пора.

Девочка грустно вздохнула и взяла бабулю за руку.

По дороге домой они не разговаривали.

Буквально пару дней спустя прямо посреди урока учительницу вызвали из класса. Она строго приказала сидеть тихо и ушла. Не прошло и пяти минут, как она стремительно вошла в класс и с порога заявила:

– Теперь можно ходить в церковь. Бог есть.

Первоклашки ошарашенно молчали. Учительница, видимо, не решив, нужны какие-то пояснения к такой радикальной смене курса у школы, нервно прошлась вдоль доски пару раз, подошла к столу, поводила пальцем по своим записям и, пытаясь изобразить безмятежную улыбку, перешла к домашнему заданию.

– Бог есть! – ворвалась с диким криком домой девчушка.

В зале что-то грохнуло и в коридор выбежал взъерошенный папа. Из кухни медленно вышла Екатерина, вытирая руки о фартук.

– Дочь, поясни, – не поздоровавшись, сказал папа.

– Елена Васильевна сказала, что теперь можно ходить в церковь, потому что Бог есть, – скидывая портфель на пол, продолжала девочка. – А ещё Серёжкин брат, который в 7 классе учится, сказал, что им разрешили не носить галстуки и не вступать в комсомол. Вот!

Папа и бабуля уставились друг на друга и молчали.

– Да помогите уже! – буквально крикнула девочка.

Папа вздрогнул и сделал шаг к дочери.

– Вот! – девочка тянула за пуговицу. Петелька старого пальто разлохматилась и пуговица запуталась в нитках.

– Надо зашить, – сказала Екатерина и пошла в спальню.

– Ага, – ответил папа. Он помог снять пальто и понёс его бабуле в спальню, где она уже разбирала коробку с нитками.

– Мам, ты знаешь, что происходит? – осторожно спросил он.

– Мир катится к чертям, – твёрдо ответила Екатерина, прикладывая к петле две катушки, чтобы подобрать тон нитки.

– Ты знала?

– Рано или поздно это должно было случиться. Держись за работу. И за неё, – она кивнула на внучку. – Дальше будет очень плохо.

Папа невольно отшатнулся.

– Держись, говорю, – строго сказала Екатерина. – Возьми молоток и гвозди, прибей полку на кухне в углу. Полка на антресолях. Икону поставлю.

– Да, – папа поспешил уйти.

Девочка молча переодевалась за створкой шкафа.