Она читала события, как открытую книгу, каждую минуту как будто наблюдая жизнь со стороны. Как только ей удалось смириться с тем, что происходит и перестать паниковать, она увидела весь день, как будто яркий фильм. Причём весь одновременно, на тысячах экранов в голове отразился каждый кадр. И каждый можно было приблизить и рассмотреть, услышать любое слово. Но она как будто и без этих картинок уже всё знала наперёд.

Девочка была внутренне готова к тому, что классная руководительница даже сделает ей замечание за невнимательность, но ничего поделать не могла. Она не знала, как остановить это кино, в котором она есть, но совсем не режиссёр и не главная героиня. Она наблюдатель, свидетель происходящего. У неё в этом фильме всего несколько реплик, которые не влияют на сценарий. Елена Васильевна обязательно скажет маме, и это будет плохо, очень плохо. Круглая отличница так вести себя не может, даже если ей семь лет, даже если она ходит в школу всего пятую неделю. Её мама такого не поймёт и не будет слушать ничего ни про какие сны. Ночью надо спать, а не сны смотреть. Таблицу умножения учить в лучшем случае, если совсем не спится. И ничего, что в советской школе её проходят намного позже. Пригодится. Или ещё какую-нибудь. Как там папа говорил? Таблицу элементов.

Из класса выбежала кучка ребят.

«Сейчас Локтев толкнёт Павлову, она взвизгнет. Следом налетит Медведев, стукнет Локтева портфелем по голове, тот упадёт. На шум выбежит Елена Васильевна, начнёт орать, Павлова реветь, а я… А я должна буду в это время надеть пальтецо зелёненькое и шапку голубую с белым помпоном. Ненавижу это ужасное пальто. Но маме лучше видно. Мы живём небогато. Надо носить, что есть, есть, что дают и учиться на пятёрки, иначе всю жизнь работать мне дворником или уборщицей».

Дома малышка пообедала и ушла делать уроки. Палочки, крючочки, буковки, циферки, стишок про осень. Этот стишок бабуля и отец ей сто раз рассказывали. Кажется, она родилась, зная его. Папа говорил, что раньше учителя ещё строже были. Куда уж строже? Она итак боялась до смерти эту Елену Васильевну.

Стишок можно не учить. Малышка закрыла учебник и медленно побрела на кухню. Ей невыносимо было одной в этом странном дне. К счастью, дома эта параллельная жизнь свернулась и она перестала видеть будущее. Видимо, сон на этом обрывался. Она не помнила. Малышка остановилась в коридоре у самого поворота на кухню и притаилась за углом. Закрыв глаза, она попыталась представить, что делает бабуля на кухне, вызвать продолжение сна, если он был. И так было понятно, что если она видела будущее так подробно, значит уже всё известно. Может, она увидит и сейчас? Но в голову ничего не приходило: мелькали страницы учебника, тетрадные листочки, она отчётливо различила запах чернил шариковой ручки, но бабушки не увидела.

– Кнопка, ты что прячешься? – позвала Екатерина из кухни.

Девочка вздрогнула и тут же выступила из-за угла:

– Как ты…? – она не смогла подобрать слово. Неужели бабуля тоже видит… Видит сквозь стены!

– Ты из комнаты вышла, дверь скрипнула, а музыка не заиграла, значит, ты не в зал пошла, а ко мне. И потом, тебя видно, горе-следопыт, вон твоя тень на стене, – Екатерина смотрела на неё по-доброму, но как-то грустно и сочувствующе.

– Прости, – почему-то ответила малышка.

– За что? – всплеснула та руками.

– Я не подглядывала, ты не думай, – малышка почувствовала, что не может совладать с подступившими слезами, – я не нарочно.

– Дурная девка, – кинулась обнимать её бабушка. – Что там в вашей школе с детьми делают! У тебя случилось что? Помарку в прописях сделала? Да бог с ней!