Его сокамерник – Ник, бывший ветеран, воевал в Ираке. Хохочет все время как ебанутая гиена. Он смотрит на длинный срок. Говорит, если двадцать лет дадут, то всю жизнь молиться будет в благодарности. Но, скорее всего, получит пожизненно, а в тюрьме – убьют.
Вчера старичка одного привели. Семьдесят четыре года. Веселый, будто на курорт попал, а не в тюрьму. Бегает, занимается, говорит лет пять сидеть не больше, выйдет, еще попутешествует. Пенсия на счету накапливается три штуки в месяц, начальником почты работал. Сам в тюрьму сдался, не терпелось. Приехал и говорит: «закрывайте… побыстрее хочу срок начать. Чё дома сидеть ждать? Быстрей сяду, быстрей выйду».
Еще тип прибыл сегодня, Радж зовут, индус. Жил в трущобах под Бомбеем, устроился на пароход матросом, приплыл в Новый Орлеан, прыгнул в Миссисипи, попросил политическое убежище, проучился на врача, питался десять лет китайской лапшой, аспирантуру закончил, клинику открыл – Америкэн Дрим. Но стал мутить аферы с нелегальными страховками, – арестовали.
Он трехэтажный особняк на побережье успел построить. На первом этаже была клиника, на втором бар для вечеринок, на третьем спальня с видом на речку (как раз на то место, где он спрыгнул с корабля), «Lamborghini» стоял под окном за сто двадцать тыщ, оранжевый, с переливами. Номера на нем: «Dr. Raj». Тоже федералы забрали. Номера поменяли и катаются. А Раджу опять десять лет китайскую лапшу кушать. В трущобах под Бомбеем было лучше.
На улице громыхают салюты. Праздник сегодня – День Независимости. Вольный народ бухает по стране, а зэки сидят и мечтают о Свободе. Из тюрем струятся вверх молитвы… как невидимый дымок, как эфир, льются увещевания из тюремных клеток. Зэки плачут и просят Бога о помощи. Только в монастырях и тюрьмах молятся так искренне и неистово. Монахи просят освобождения от суеты мирской, а заключенные молятся о том, чтобы вернуться в суету мирскую.
Сижу в зале. Столы и стулья тут металлические, холодные, вмонтированные в пол. Напротив сидят два педофила. Одному из них пятьдесят шесть лет. Кличка «Санта Клаус». Совершенно седой, даже белый. Борода лопатой, сидит неподвижно, смотрит в ящик. У него срок сто пятьдесят лет!