– Где-то затаился. Но мы точно знаем, он в городе. Ситдикова сделала Кубасу коротенький звонок, обменялись парой фраз, вот только мы не успели засечь, где именно он затаился. На всякий случай перекрыли трассы, из города ему не выбраться.

– Все правильно. Сделаем вот что… – Загорский не договорил, так как зазвонил телефонный аппарат, стоявший на столе. – Слушаю, – поднял он трубку.

– Товарищ капитан, это командир взвода патрульно-постовой службы старший лейтенант Мотыль. Кубасова задержали. В машине у него обнаружили золотые украшения из Музея изобразительного искусства.

– Где он сейчас?

– Мы его заперли в тридцать первом отделении. Вы подъедете?

– Уже выезжаю! – Загорский положил трубку. – Едем в тридцать первое отделение.

Малость помятый, со следами недавней борьбы на лице, Валентин Кубасов с защелкнутыми за спиной наручниками сидел за стареньким небольшим столом, повидавшим на своем веку не одно поколение уголовников. Затертая деревянная поверхность стола с многочисленными щербинами и глубокими царапинами, вне всякого сомнения, имела сложную судьбу. Она напоминала морщинистое лицо бывалого человека, на долю которого выпало немало бед. Взгляд эксперта мог увидеть глубокие царапины от наручников, порезы от ножа, а на самом краю виднелась потемневшая отметина от выпущенной пули.

Глаза у Кубасова нехорошие, злобные, на вошедших он взирал враждебно, и если бы не наручники, стянувшие за спиной запястья, так бы и вцепился ручищами в горло. Рядом с арестованным, знавшим о его взрывном характере, застыл сержант полиции.

– Оставь нас, – сказал Загорский, – поговорить нужно.

– Наброситься может, товарищ капитан, мы его втроем едва успокоили.

– Хм, его понять можно, кто же обратно на «кичу» хочет… А потом, куда же он в наручниках денется?

Сержант ушел.

– Знаешь, я начну без предисловий… Времени нет. Бабу свою любишь?

– При чем тут баба? – проскрипел зубами Кубасов.

– А при том, что ее лет на десять могут закрыть за ограбление музея.

– Следак, не вешай на нее того, чего за ней не было. Она не при делах.

– А это ей еще доказать надо! Цацки-то с музея она на себя навешала. Люди видели, признали, откуда они… Значит, знала, что цепляла и откуда.

– Она не знала… Я ей сказал, что они чистые.

– Хранение краденого – тоже немалый срок. Обещаю тебе как на духу. – Для пущей убедительности Загорский приложил ладонь к груди. – Она пойдет по этапу. А уж там найдутся люди, кто ее красу ненаглядную потопчет.

– Оставь бабу, она не при делах, говорю. Доверчивая, как беременная курица.

– Тогда расскажи, как все было на самом деле.

– А ты меня не кинешь? Отлипнешь от нее?

– Обещаю.

– Что это за люди, я точно не знаю, мутные какие-то. – Заметив, как помрачнел взгляд Загорского, он поспешно добавил: – Ну, падлой буду!

– Свои имена назвали?

– Назвали… Но не уверен, что настоящие.

– Как они выглядели? Сколько им лет?

– Обоим около тридцатника… Один чернявый, высокий, он был за старшего. Назвался Тимохой. Другой обозвался Альбертом. Хотя какой из него Альберт, физиономия типичного русака! Был еще третий, водитель, неразговорчивый парень. Он появился только в день ограбления. Я его толком даже не рассмотрел.

– Как его звали?

– Они его называли Чиж. Я понял так, что они давно знакомы, пару раз вспоминали какие-то совместные терки. – Кубасов помолчал и вдруг широко улыбнулся: – Но дело свое знают. Я с ними целые университеты прошел. Когда на «кичу» вернусь, будет о чем корешам поведать. Грамотно действуют, с умом, я такое только в кино видел.

– Они рассказывали что-нибудь о себе?

– Только самую малость. Однажды этот Тимоха как-то ляпнул, что они грабанули хранилище в Домодедове и банк «Московит», а «капусты» отгребли…