– Наш заключенный.

– Совершенно верно.

– И что из этого следует, дядя?

– Что пришло время кое-что изменить, и ты должен помочь в этом. Нет, не перебивай! Сначала послушай. Случай выпал очень удачный. Ты не обучен, твоя Комната еще не стала Камерой…

– Но, дядя, откуда ты?.. – почти вскрикнул Дэмьен.

– Ты думаешь, мы рождаемся с настоящими Камерами в головах? – рассмеялся Бертран Тюремщик. – Ошибка, мальчик мой. Нас этому долго учат. Мы каждый день трудимся, переделывая наши детские Комнаты в тюремные камеры. В такие, о которых ты даже и помыслить не можешь. Думаешь, фраза «осужден на вечные муки» возникла на пустом месте?

– Но, дядя, мы же не… – у Дэмьена даже в горле пересохло и он, осторожно поднявшись, дотянулся до бокала с вином, а затем осушил его буквально одним глотком.

– Не пытаем, ты это хотел сказать? – Бертран жестко прищурился. – А если я отвечу «да», ты согласишься на перевод?

– Я…

Хорошо, что Дэм осушил бокал до дна, иначе дрогнувшая рука щедро плеснула бы вино на белую кружевную скатерть.

– Не дергайся. Ты же с детства слышал фразу «я – Тюремщик, а не палач», верно?

– Значит, кроме Тюремщиков, есть еще и Палачи? – Дэм только и мог, что головой качать, наверное, чтобы лучше разложить по полочкам шокирующую информацию.

– Есть, – Бертран коротко кивнул. – И поверь, дело свое они знают. Так что если пообещать заключенному в обмен на определенные сведения спокойное существование без страданий… Думаю, лучше ему согласиться. А ты должен будешь убедить его в этом. Самое главное, чтобы консул оставался в неведении…

– Дядя, прости, но у меня голова идет кругом, – Дэмьен даже покрутил ею для наглядности. – Я и половины инфы не переварил. Но, кажется, понял одно: ты решился на переворот.

– И снова ошибка, Дэмьен. Переворот в мои планы пока не входит. Но мне нужна некая гарантия, нужен туз в рукаве. Ты ведь заметил, что консул изменился. Еще год назад все было хорошо, а сейчас я назвал бы его параноиком. Он боится. Он гневается. Он жестоко расправляется с инакомыслящими. Наместники уже сами готовы переворот совершить. Надеюсь, суть ты уловил, и я спрашиваю тебя: готов ли ты исполнить не только долг Тюремщика, но и долг истинного гражданина Города?

– У меня есть время подумать? – спросил Дэм, вертя бокал между ладонями.

– До завтрака.

– Хорошо, дядя. За завтраком я тебе отвечу.

Завтрак наступил слишком скоро. Дэмьен не успел не только все как следует обдумать, но даже нормально одеться. Сначала вернулся доктор Родригес и устроил ему полный осмотр, после которого с разочарованием констатировал, что его особый пациент в относительном порядке. Потом дядя прислал камердинера, чтобы подобрать Дэму «подходящую для молодого хайсита одежду». Следом за камердинером явились слуги с кипами, на взгляд Дэмьена, сущего барахла. Потом, игнорируя протесты, степенный и полный достоинства камердинер, принялся подбирать Дэмьену наряд. Именно наряд. Потому что обычной и даже торжественной эту одежду назвать было нельзя. «Молодой хайсит» попробовал возмутиться, но вдруг понял, что сегодняшний завтрак – не просто принятие пищи в узком семейном кругу. На завтраке он будет представлен как будущий глава дома!

А дом Тюремщиков имел богатый и разнообразный гардероб, как, впрочем, и все высшие дома. Дэм настолько отвык от материалов и фасонов, считающихся обязательными для выхода в свет, что все они казались ему нелепыми и ужасно неудобными. Простым гражданам приходилось довольствоваться тканями с городских мануфактур: вся Пасмурная зона одевалась в кожаное, джинсовое, грубое льняное и шерстяное. В Секторах шили одежду с национальным колоритом, несмотря на то, что их смешанное население генетически принадлежало к самым разным народам. Хайситы же предпочитали наряжаться в музейные костюмы в стиле XIX–XX веков. Пришельцы бережно сохраняли экспонаты Города-музея, придав им несвойственную прочность, так что одежда, созданная ими, выглядела как новая, хоть и носило ее не одно поколение высших.