Ступая по мокрому асфальту, я чувствовал, как Морф беззвучно следует за мной, его белая шерсть почти светится в темноте. Мой верный пес-альбинос – бульдог с глазами настолько прозрачными, что порой кажется, будто сквозь них можно увидеть другие миры.

– Опять думаешь о прошлом? – Морф не раскрыл пасти, но его голос прозвучал в моей голове так же ясно, как шум дождя.

– В такие ночи прошлое само находит меня, – ответил я, поправляя ворот плаща.

Я спускался все глубже по ступеням, которые, казалось, уходили в самые недра земли. Старый дом на окраине города, с виду заброшенный и обветшалый, скрывал мое убежище – место, где я мог спрятаться от солнца и любопытных глаз. За столетия я научился оставаться невидимым, растворяться в обществе, как сахар в горячем чае. Меня не существовало в официальных документах, камеры наблюдения никогда не фиксировали моего лица. Я был тенью, мифом, городской легендой, о которой шептались с полуулыбкой скептицизма.

Убежище встретило меня привычной прохладой и тишиной. Стены, обшитые звукопоглощающими панелями, не пропускали ни звука снаружи. Потертая кожаная мебель, антикварные книжные шкафы, заполненные томами на десятках языков – некоторые из них давно мертвые. Коллекция оружия на стене – каждый клинок имел свою историю, каждый был свидетелем эпох.

Морф устроился в своем углу на потертой подушке, не сводя с меня внимательных глаз.

– Что-то тревожит тебя сегодня, – это было не вопросом, а утверждением.

– Кровь в воздухе, – я снял плащ и повесил его на крючок у двери. – Что-то происходит в городе. Ты чувствуешь?

Пес моргнул, и в его взгляде мелькнуло понимание.

Я подошел к старому радиоприемнику и включил его. Сквозь легкое потрескивание донесся голос ночного диджея местной радиостанции:

– …третье тело было обнаружено сегодня вечером в районе старого порта. Полиция отказывается комментировать, являются ли эти убийства делом рук одного преступника, однако источники уверяют, что почерк схож с предыдущими случаями. Городские власти призывают жителей соблюдать осторожность и не выходить на улицы без необходимости после наступления темноты…

Я выключил радио и подошел к окну. Дождь продолжал барабанить по стеклу, словно пытаясь достучаться.

– Три убийства за неделю, – произнес я, вглядываясь в пелену дождя. – Нехарактерно для этого сонного города.

– Людей убивают каждый день, – мысленный голос Морфа звучал с оттенком безразличия.

– Да, но не высушивают до последней капли крови, – возразил я, вспоминая обрывки новостей, которые слышал в последние дни. – Это почерк вампира. Молодого, неосторожного… или намеренно оставляющего следы.

Я отвернулся от окна и подошел к старинному секретеру из красного дерева. Выдвинув один из ящиков, я достал папку с вырезками из газет. За эти дни я собрал все, что мог найти об убийствах. Скудные официальные сводки, сенсационные статьи желтой прессы, фотографии с мест преступлений, сделанные бесстрашными папарацци.

Три жертвы. Никакой очевидной связи между ними. Разный возраст, пол, социальный статус. Единственное, что их объединяло – способ убийства. Полное обескровливание через две маленькие проколотые ранки на шее.

– Кто-то охотится в моем городе, – произнес я, рассматривая фотографии. – Кто-то беспечный и жестокий.

Морф поднялся со своей подушки и подошел ко мне, его когти тихо цокали по деревянному полу.

– Тебе не обязательно вмешиваться, – в его мысленном голосе звучало предупреждение. – Это могут быть неприятности.

– Мы живем здесь уже двадцать лет, – ответил я, закрывая папку. – Слишком долго, чтобы снова срываться с места. Я должен знать, кто это.