Считали дни и года. Привыкли к замкнутому пространству. Научились экономить воду, еду и силы. Дежурили. Учили детей. Дружили. Влюблялись. Женились. Старились и умирали, передавая путанные знания как эстафетную палочку. Рождались и росли. Строили планы и работали. Мечтали о зеленых деревьях где-то там наверху и отчаянно пытались их найти при каждой вылазке.

Андрей был из тех, что родились уже под землей, и слабо представлял тоску старшего поколения по холодному и чужому верхнему миру. Каждый раз, поднимаясь по полуразрушенным ступеням неподвижного эскалатора, он пытался представить то, что ему описывали старики. Например, что лестницы двигались, или что наверху могло быть также тепло и уютно, как у них в отсеке.

Или что между серых развалин обрушенных зданий однажды вдруг он увидит что-то необычное, маленькое и хрупкое, тянущееся отростками к верху.

Сначала он даже подумал, что это трещина на стекле противогаза. Но потом понял, что это.

Андрей провел рукой в перчатке по отросткам с уплощенными тончайшими блинчиками, цветом схожими с образцовой меткой на рукаве, и те затрепетали.

“Так вот ты какое, зеленое дерево”, – подумалось Андрею и сердце его гулко застучало.

Рюкзак уже был полон находок и пришлось выложить треть, чтобы влез еще и раздвижной контейнер. Потом срезал отросток для исследования, поднял его и сквозь зеленые сплюснутые кусочки посмотрел на солнце.

Словно микроскопическая карта метро насыщенного яркого цвета была нарисована на каждом… “Листике” – вдруг вспомнилось ему название с урока.

“Когда деревья снова станут зелеными, ребята, – говорил им учитель, в прежней наземной жизни бывший музыкантом в переходе метро, – это будет значить, что атмосфера очистилась и на земле снова можно жить. И тогда вы выйдете наверх и начнете расчищать город…”

Андрей оглядел бесконечный горизонт вокруг себя с одной и той же картиной запустения рухнувшей цивилизации.

От привычной спокойной жизни под землей до неизведанной трудной на поверхности народ его убежища отделяло только это растение.

И тогда он положил срезанную веточку рядом с деревцем и отошел.

Мог бы затоптать, но что-то его удержало. Что-то, когда-то услышанное ранее о том, что процесс этот будет не остановить и земля очистится и зазеленеет.

“Но не сейчас. Не сейчас”, – струсил Андрей и почти вернулся знакомыми дорогами к своей станции. А потом вдруг вспомнил Саныча, что дежурил сегодня на входе в убежище. Сколько тому? Всю жизнь старик мечтал только об одном: увидеть, как земля наверху начала оживать. А вот ведь, пожалуй, так и умрет, не узнав про дерево.

“ Да едрит же…” – выругался на себя Андрей и вернулся за веткой. Упаковал её, сунул в рюкзак и уже с более легким сердцем дошел и спустился в подземку.

“Сразу ему не скажу, а то еще окочурится от переизбытка чувств. Вечером объявим вместе с начальником. А пока сделаю вид, что ничего не произошло”.

Ему стоило больших трудов не улыбаться и не броситься развязывать рюкзак и открывать контейнер прямо тут же на обработке, просто чтоб первым увидеть реакцию старика.

“Едрит твою кочерыжку, едрит твою кочерыжку”, – весело повторял Андрей любимую присказку старика Саныча, представляя, как озарится морщинистое лицо вечером на общем собрании.

Он шел по коридорам убежища прямиком к начальнику станции, неся в контейнере драгоценную ношу. Мимо выцарапанных древних скрижалей, напоминавшим маленькому подземному племени выживших о великом и славном будущем, “когда деревья снова станут зелеными”.

Как я провёл…

Привет, бро. Давно не общались. Не знаю, доведется ли еще. Возможно, аккумулятора хватит лишь на это сообщение. В общем, решил черкнуть тебе. Хоть мы и в ссоре.