Потом, по-видимому, передумав, Руне резко повернулся и зашагал к своему дому. Я осталась у окна кабинета, укрывшись в тени, до глубины души потрясенная увиденным.

Через некоторое время в комнате Руне загорелся свет. Я видела, как он прошелся по спальне, остановился у окна и сел на широкий подоконник. Потом достал еще одну сигарету, закурил, выдохнул дым на улицу.

Я покачала головой – нет, такого не может быть.

Скрипнула дверь. Мама вошла в кабинет, встала рядом со мной и посмотрела в окно. Об остальном догадаться было нетрудно.

Щеки вспыхнули, как будто меня поймали за чем-то неприличным.

– Аделис сказала, он уже не тот мальчик, которого мы знали, – заговорила, помолчав, мама. – После возвращения в Осло у них с ним были одни проблемы. Эрик в растерянности и не представляет, что делать. Они очень рады, что вернулись сюда. Дело в том, что в Норвегии Руне связался с дурной компанией.

Между тем Руне выбросил в окно окурок и прислонился головой к стеклу. Взгляд его не отрывался от одной точки, и этой точкой было окно моей спальни.

Перед тем как выйти из кабинета, мама положила руку мне на плечо.

– Может быть, милая, оно и к лучшему, что ты оборвала все контакты. Судя по тому, что сказала его мать, он вряд ли смог бы выдержать все, через что тебе пришлось пройти.

Слезы подступили к глазам. Что могло сделать его таким? Что превратило его в этого незнакомца? В последние два года я нарочно отгородилась от мира, чтобы уберечь его от боли. Чтобы он смог прожить спокойную жизнь. Зная, что в Норвегии есть парень, чье сердце полно света, я легче переносила то испытание, что выпало на мою долю.

И вот теперь, после встречи с двойником Руне, эта моя фантазия оказалась растоптанной.

Свет того Руне изрядно потускнел. Его накрыла тень и поглотила тьма. Как будто тот, кого я любила, сгинул в Норвегии.

На подъездной дорожке к дому Руне появилась машина Дикона. В руке Руне загорелся сотовый. Выйдя из комнаты, он спустился с крыльца и вразвалку направился к выскочившим из машины Дикону и Джадсону. Друзья обнялись и похлопали друг друга по спине.

А потом мое сердце с хрустом разломилось пополам. Соскользнувшая с заднего сиденья Эвери только что не бросилась ему на шею. Короткая юбка и укороченный топ подчеркивали достоинства идеальной фигуры. Правда, Руне не ответил на ее объятия, но легче от этого не стало. Со стороны они выглядели превосходной парой. Оба высокие и светловолосые. Оба красивые.

Потом все забрались в машину. Руне сел последним, и вся компания промчалась по улице и скрылась из виду.

Проводив взглядом исчезающие в ночи огоньки, я вздохнула и еще раз посмотрела на дом Кристиансенов. Отец Руне стоял на краю веранды, держась за перила и глядя туда, куда только что уехал его сын. Потом он повернулся, посмотрел на окно кабинета и грустно улыбнулся.

Он увидел меня.

Мистер Кристиансен поднял руку и помахал мне. Я помахала в ответ, заметив на его лице глубокий оттиск печали.

Он выглядел усталым.

Как человек, потерявший сына.

Я возвратилась в спальню, легла на кровать и достала любимую фотографию в незатейливой рамке. С фотографии на меня смотрели красивый мальчик и счастливая девушка, чья любовь не требовала подтверждений. Что же случилось за эти два года с Руне? Что превратило его в непокорного бунтаря, каким он показался мне теперь.

Я расплакалась.

Я плакала по мальчику, который был моим солнцем.

Я оплакивала мальчика, которого любила всем сердцем.

Я прощалась с Поппи и Руне – образцом идеально красивой и так недолго жившей пары.

Поппи

– Ты точно в порядке? – спросила мама, гладя меня по руке. Машина остановилась.