А потом, словно темная туча, самый страшный вопрос. Вопрос, отзывавшийся настоящей, физической болью: целовал ли он кого-то за эти два прошедших года? Отдавал ли кому-то свои губы, навечно обещанные мне?

Или еще хуже: любил ли другую?

Пронзительный школьный звонок ворвался в мои мысли. Я поднялась из-за стола и вышла в коридор. Как хорошо, что сегодня занятий больше не будет.

Я устала и чувствовала себя не слишком хорошо. Но самое главное, болело сердце. Потому что я знала: с сегодняшнего вечера в соседнем доме будет жить Руне, с завтрашнего дня он будет в школе… а я не смогу поговорить с ним. Не смогу ни улыбнуться ему, ни дотронуться до него, как мечтала с того дня, когда перестала отвечать на его звонки.

Не смогу поцеловать его.

Я должна буду держаться в стороне.

Меня чуть не стошнило от одной только мысли, что он, может быть, и не посмотрит на меня больше. После того как я взяла и отрезала его от себя. Без всяких объяснений.

Я толкнула тяжелую дверь, вышла на улицу и вдохнула прохладный, свежий воздух. Глубоко-глубоко. И тут же почувствовала себя легче. Убрала за уши волосы. Теперь у меня была другая стрижка – короткий боб, – к которой я еще не привыкла. Мне было так жаль расставаться с длинными волосами.

Я шла домой и улыбалась – голубому небу и птичкам, порхающим над макушками деревьев. Природа всегда действовала на меня успокаивающе.

В паре сотен ярдов от школы я увидела машину Джадсона, у которой толпились старые друзья Руне. Единственной девчонкой в толпе мальчишек была Эвери. Я опустила голову и попыталась пройти мимо незамеченной, но она окликнула меня. Пришлось остановиться и повернуться. Эвери оттолкнулась от машины и шагнула ко мне. Дикон попытался удержать ее, но она отбросила его руку. Самодовольное выражение на ее лице не обещало ничего хорошего.

– Ты уже слышала? – спросила она с улыбкой на розовых губах. Красивая, ничего не скажешь. Вернувшись в город, я глазам не поверила, когда увидела ее, – надо же так похорошеть! Всегда идеальный макияж, длинные светлые волосы всегда аккуратно и стильно уложены. Любой парень хотел бы видеть такую своей девушкой, и каждая девчонка мечтала быть такой.

Я снова убрала за уши волосы – привычка, выдававшая нервозность, – и притворилась, что не понимаю, о чем речь.

– Слышала что?

– Насчет Руне. Он возвращается в Блоссом-Гроув.

Ее голубые глаза светились радостью. Я отвела взгляд и, приказав себе сохранять спокойствие, покачала головой.

– Нет, не слышала. Сама лишь недавно вернулась.

Краем глаза я заметила идущую к машине Руби, подружку Дикона, и Джори. Увидев нас с Эвери, они прибавили шагу. За это я и любила обеих. О том, где я была последние два года и почему уехала, знала только Джори. Но когда я вернулась, Руби встретила меня так, словно мы и не расставались. Вот что значит настоящие подруги.

– Ну, что у нас тут? – как бы невзначай, но достаточно резко, чтобы дать понять, что в обиду меня не даст, спросила Джори.

– Да вот, интересуюсь у Поппи, знает ли она, что Руне возвращается в Блоссом-Гроув, – с издевкой сказала Эвери.

Руби с любопытством посмотрела на меня.

– В первый раз слышу, – объяснила я. Руби грустно улыбнулась.

Подошедший Дикон обнял свою подружку за плечи и кивнул мне.

– Привет, Попс.

– Привет.

Он повернулся к Эвери:

– Эв, Руне не разговаривал с Поппи два года. Я же тебе говорил. Она ничего о нем не знает. Откуда ей знать, что он приезжает. И с какой стати ему об этом ей сообщать?

Слушая Дикона, я понимала, что у него и мысли нет как-то меня обидеть. Но все равно его слова били в самое сердце. И теперь я знала, что Руне не спрашивал его обо мне. Конечно, все это время они общались. И, конечно, если он ни разу обо мне не упомянул, я не значила для него ничего.