Идет он раз домой из лесу и размышляет на дороге о горе своем, вдруг впала ему мысль дельная: «Так и быть, – говорит, – обижу свою душу, согрешу, да тем и других от грехов освобожу! Сделаю же, что задумано!»

Недалеко от болота, около леска был какой-то старый сруб, колодец что ль, уже засыпавшийся, или яма, невесть для чего вырытая, и дорога лежала близко от места того. Ягуп, заприметив это, взял и положил доски гнилые поверх сруба развалившегося.

На другой день Ягуп говорит жене, в лес сбираючись: «Смотри, жена, я пойду в лес, не ходи за мной!» Как бы не так, не скажи он этого, она осталась бы, а как не велел ходить, так бабу поджигать и начало – сделать наперекор мужу, пойти, проведать, что он там будет делать.

Ягуп рубит дрова в лесу, а сам на дорогу поглядывает, ожидает, что жена непременно придет, уж знает ее натуру; не долго ж и ждал: глядит, идет жена с кузовом, будто грибы брать; он ее бранить давай, что не послушалась, она пуще его кричать начала. Ягупу только того и хотелось, чтобы больше рассердить ее.

– Ну, – говорит он, – оставайся ж здесь, я домой пойду!

– Как же, нелегкая тебя побери, я и сама пойду.

Ягуп молча пошел домой, и жена за ним. Подходят близко к месту, где доски Ягуп положил. Он и говорит жене:

– Смотри же, дура, по этим доскам осторожней иди, не трясись!

– А тебе какое дело, дурак, захочу – так и потрясусь.

Ягуп закричал сердито:

– Говорят, не смей трястись!

Как вскочит наша баба на доски и давай прыгать, приговаривая: «Ах ты черт, ах ты дьявол! Так потрясусь же, потрясусь, потряс…» Да как рухнет в колодец – вот тебе и потряслась, злая баба!..

Ягуп посмотрел-посмотрел, не выскочит ли? Махнул рукой и пошел себе домой.

Приходит Ягуп – все дома тихо, смирно, слышно, как муха жужжит. Ягуп радехонек, залег спать, не нарадуется… Никто ему ни слова злого, никто не шумит, не стучит, не кричит – любо!

Но, видно, взрослой кобыле нельзя ж без хомута. День прошел, все хата пуста. Надоело нашему Ягупу такое житье, некому кричать на него, он как-то к этому привык уже; волку зима за обычай, привычка – вторая натура! Давай наш Ягуп думать-размышлять…

Днем-то ничего, не видит за работой, как и время идет, а ночью один пораздумается, хоть и все в хате тихо, а его и сон не берет; хоть злая жена, а все таки была она, а теперь нету и этакой! Не утерпел наш Ягуп, на другое утро встал чем свет, взял бадью и веревку, пошел туда, куда жена запропастилась. «Вытащу ее, – думает, – если жива, авось она теперь исправилась, авось станет слушать речей разумных, авось не будет зла!» Пришел наш Ягуп, где был гнилой сруб, привязал бадью к веревке, опустил вниз и кричит: «Эй, хватайся, жена! Простил я тебя, вылезай на свет! Жива или нет?» Чует Ягуп, что бадья стала тяжела, веревка понатужилась, видно, кто-то вкарабкался, тащит… Дотащил доверху – глядь, сидит на бадье чертенок с расцарапанной мордой, а из разорванного уха так кровь и течет…

– Тьфу ты, пострел, пропадай совсем! – закричал Ягуп и хотел опять опускать бадью…

Так чертенок и завопил:

– Кормилец родимый, вытащи! Всем наделю, награжу тебя, только вытащи!

– А чего тебе так на свет желается? – спросил Ягуп. – Тут и без вас довольно всякой нечисти.

– Да что, добрый человек, я бы ни за что не хотел вылезать отсель, да беда стряслась над нами несказанная: провалилась к нам сюда какая-то баба злая, неугомонная, нет нам от неё житья никому, поразгоняла всех, позамучила, видишь, как меня отделала?.. А другие там вовсе – кто без глазу, кто без носу остались!

«Ну, – подумал Ягуп, – уж если и чертям от нее житья нет, видно, людям и подавно с нею не уладиться».