– Это же, это же… ежели к ним в хвост зайти, то можно было бы и их прихлопнуть что ли? – это вдруг, откуда – то оказавшийся ЦКП замполит Синяков озвучил то, что у всех было на уме, но не на языке – рабочем «инструменте» всех политработников.
– Выходит так, если конечно мы на войне? – Французов, повернувшись к политработнику и улыбаясь, продолжил спрашивать:
– А мы разве на войне?
– Как говорится: «Если завтра – война, если завтра в поход?» – фальшиво пропел Синяков, подобострастно глядя в глаза командиру советского ракетоносца, как смотрит побитая собака в глаза своему хозяину в ожидании сладкой косточки вместо палки «за верную службу».
– Ну, «ежели в хвост зайти», да в реальном бою, то… несколько раз смогли бы их потопить своими «шквалами» (ракета – торпедами)! – теперь уже Французов явно надсмехался над своим заместителем по политической части – хозяин «так и быть» бросил кость псу. Однако Синяков либо сделал вид, что не замечает сарказма своего начальника, либо действительно в силу «недалекого» ума не заметил:
– Так это что же получается, Александр Андреевич, можно дополнительную дырочку[22] в кителе сверлить?
– Сверлите, сверлите, Виктор Степанович! – это отвратительная сцена непроходимой глупости и наглости («наглость – второе счастье») со стороны Синякова явно рассмешила и развеселила Французова. «Какой непроходимый осел?» – подумал про себя Крайнов, однако промолчал, с неприкрытой ненавистью глядя на замполита. Но с того, как «с гуся вода» – Синяков так увлекся этой «перспективой» получить награду, что уже не стеснялся обсуждать вслух, что предпочтительней получить: медаль «За боевые заслуги» или орден «Красная Звезда»? Прямо как у Твардовского в поэме «Василий Теркин»: «Ну, зачем мне, право орден? Я согласен на медаль!». Впрочем, весь этот «цирк – шапито» скоро наскучил командиру – пора было действовать:
– Война войной, а обед, точнее ужин на флоте еще никто не отменял! Тем более, что появился повод – отметить? Не так ли, товарищ замполит?
– Так точно, товарищ капитан первого ранга! – от былой «борьбы государственной значимости по борьбе с пьянством и алкоголизмом» не осталось и следа. Как быстро «товарищ Синяков» отказался от своих партийных принципов, когда дело приобретало шкурный интерес. Поросячьи глазки Виктора Степановича приобрели масляно – лукавый блеск, даже слюна потекла из уголка рта – в предвкушении… Было видно, что в голове политработника крейсера крутилась – вертелась только одна мысль: «Какие теперь карьерные перспективы и двери «наверх» откроются после «успешного завершения Боевой службы»!? Ух, аж дух захватывает от почти адмиральских высот! И это «счастливое будущее», когда тебе нет еще и тридцати – тридцати трех лет? Младше Иисуса Иосифовича Христа?». Все эти сладостные грезы будущего партийного босса разом прервал пока еще командир корабля:
– Так, «война – войной, а обед на флоте – по расписанию»! Будем потихонечку всплывать! внимание на рулях – к всплытию!
– Есть – к всплытию! – казалось, главный боцман есть продолжение «железа» и сам сделан из железа. Как автомат…
– Дифферент на корму – пять градусов! Увеличить скорость до… двенадцати узлов! Рабочая глубина – сто пятьдесят метров. – На этот раз уже «рулил» сам Французов.
– Есть всплыть на сто пятьдесят метров, дифферент – пять, скорость хода – двенадцать узлов! – Сафронов четко «продублировал» приказ командира крейсера. Палуба чуть качнулась – лодка, послушная рулям и воле командира, медленно и уверенно поползла из глубин на вверх.
– Вот теперь можно и поужинать! Где у нас Мещеряков? – Французов был явно «в ударе», очень доволен собой и подчиненными. Пока все шло «как по маслу».