Провозгласив независимость, мы начнём декларировать свою позицию, и тем самым мы заставим и Европу и Америку смотреть на нас по-новому и искать какие-то выгоды для себя из этой новой, изменившейся ситуации, и, конечно, они их найдут. Мы самоопределяемы, поскольку мы знаем, кто мы, и мы знаем, что мы хотим. Оставшаяся онтарийско-колумбийская Канада, конечно же, паникует, поскольку с нами они Канада, страна, не лишённая этакого странного своеобразия и очарования, а кто же они без нас, английский протекторат или второсортные штаты Америки? Мы не можем разойтись не потому, что не можем чего-то поделить, а потому, что без нас они теряют своё лицо. Они прекрасно понимают, что, если мы выигрываем, они проигрывают, и именно это, а вовсе не экономика является решающим фактором. Несомненно, какая-то паника будет, но это только на переходном этапе, пока будут расставлены все акценты. Потом произойдёт переоценка, будут наклеены новые ярлыки и будут повешены новые таблички: свой, чужой, очень свой, не очень чужой. И только после этого будут определены новые экономические стратегии и закипит деловая активность, поскольку место будет зачищено, и это место имеет геополитическое значение. Мы не французская Гвиана и не Никарагуа, мы имеем квалифицированное, высокообразованное европейское население, и мы гарантируем стабильность. Мы можем стать окном для обратной экономической экспансии Старого Света в Новый, и в Европе прекрасно это понимают. Когда мы исчерпаем свои резервы, мы не будем сразу просить в займы, мы начнём печатать свои банкноты. Пусть у нас появится свой собственный государственный долг, но мы будем должны в основном своим гражданам. Внешний долг, если он возникнет, не будет расти стремительно, мы экономная нация, и у нас есть природные ресурсы. Наша конвертируемая валюта не будет привязана ни к канадскому, ни к американскому доллару.
Пьер слушал Мэтра очень внимательно, и Мэтр понял, что он заинтересовался.
– Послушай меня, Пьер, тут открываются безграничные возможности, ты можешь иметь любую информацию гораздо раньше остальных. Деньги для нас не главное, но мы очень заинтересованы в поддержке, которая по меньшей мере могла бы оградить нас от возможных финансовых афер и спекуляций. Я готов поручиться за тебя в министерстве финансов, я знаю, что ты любишь сыновей и любишь Квебек и не поддашься соблазну лёгкой наживы. Сейчас начинается большая игра, сначала политическая, потом финансовая, нам не нужны ура-патриоты, нам нужны трезвые умные головы. Когда все поймут, что мы взялись за дело очень серьёзно, таланты потянутся к нам. Тот, кто придёт раньше, достигнет большего. Я знаю твои способности и нисколько не удивлюсь, если ты когда-нибудь станешь министром финансов независимого Квебека.
Пьер невольно улыбнулся:
– О Ноэль, ты всегда был мечтателем.
Они заказали ещё один «дринк». Мэтр немного разволновался и попросил двойной скотч. Сухой педантичный Пьер заказал мартини. К этой теме они уже не возвращались. Ноэль понимал, что Пьеру необходимо всё тщательно взвесить и обдумать. Мэтр был очень доволен собой; конечно, он думал об этом и ранее, но эту речь он сымпровизировал, и импровизация удалась, ещё один сомневающийся был склонён на сторону квебекуа!
4
Мэтр добрался до своего дома только около двух часов дня в воскресенье. Он испытывал угрызения совести оттого, что за два дня не провёл и часа за своим рабочим столом. Он мог обдумывать и обсуждать свои идеи где угодно, в баре, в автомобиле, в аэропорту, но полностью сосредоточиться, собраться и изложить то, о чём он думал, он мог только в своём кабинете. Работа приносила ему не просто удовлетворение, она была главным, если не единственным, оправданием его существования. В его кабинете было много символичных для него вещей: деревянные и каменные статуэтки самых различных стилей и происхождения, коллекция каких-то немыслимых и никогда не работавших механических часов (Мэтр не знал как и никогда не пытался их заводить), несколько удивительной красоты кристаллов, коралловые ветки, полдюжины миниатюрных картин и многое другое. Всё это стояло в основном в книжных шкафах, занимающих длинную стену между выходящем на улицу окном и изящной дверью с узорчатым стеклом, через которую можно было по наружной лестнице спуститься во внутренний дворик. По мере увеличения своей странной коллекции Мэтру пришлось повесить полки вдоль остальных стен, которые сделал для него известный реставратор старинной мебели, побывавший как-то в кабинете Мэтра и сумевший оценить его оригинальный вкус. Ноэль не мог сказать, каким образом все эти предметы на него влияют, но тем не менее он был уверен, что если бы даже один из них исчез, то что-то изменилось бы в атмосфере кабинета, чего-то бы не хватало, и он бы уже не смог в нём нормально работать. Женщин он сюда не пускал категорически, каждая вещь, как созвездие на ночном небе, занимала своё строго определённое положение. Закономерность их взаиморасположения установить было невозможно, но в целом они гармонировали друг с другом, создавая какой-то определённый устоявшийся миропорядок.