Девочка поправляет очки. Хмурится. Смотрит на экран ноутбука.

Федя устраивается удобнее, упирается затылком в подголовник.

Глаз не отвести, какая эта девочка красивая.

А он — ебаный сталкер, иначе не скажешь.

Уже две недели Федя мотается по городу. У него отпуск. Можно взять, да свалить на острова, на море, да даже к матушке в деревню. Но нет, Белый таскается за девочкой, как ударенный кирпичом по затылку.

Он знает ее расписание. Знает, с кем, где и во сколько встречается. Знает, что заказывает на обед. Во сколько просыпается. Знает, что спит она одна.

Так бы Федю унесло в край, окажись у Надии какой-нибудь хахаль. Ноги бы вырвал и в жопу вставил.

Надо что-то решать. Думать надо.

Отпустить. Все равно же не выйдет ничего путного. Даже мечтать не стоит.

Федя мотает головой. Отвинчивает крышку с бутылки с водой. Пару глотков, крышку на место, а прохладное стекло прижимает ко лбу.

Черт! Ему же тридцать четыре. Сколько у него баб было? Всех не упомнить. В молодости накуралесил так, что вспомнить тошно. Чего ж его так повернуло на девочке?

Переломным моментом в своей биографии Белый считает ту ночь, когда Слава забрал пьяную Полину из ночного клуба. Тогда отношения друга с Полиной Владиславовной только набирали обороты, не все было гладко. И Архипова вырубилась еще в заведении. Пьяные подружки тоже особо ничего не понимали. Феде пришлось развозить девчонок по домам. Вернее, Алину Мухтаровну он перепоручил парням. А вот Надию повез сам.

Сейчас все кажется Феде понятным. А тогда, сидя в машине и рассматривая девочку, Белый был не готов к такому повороту.

Вздыхая, Федя ловит в памяти ту ночь. Девочка смешно сопит, уронив руки на колени. Очки в тонкой оправе сползают на самый кончик носа. Кажется, вот-вот упадут.

Федя перехватывает их, снимает, попутно случайно касаясь щеки.

Белого сражает этот контраст: ощущение бархата кожи под грубыми пальцами. Он не верит, что такое вообще бывает. Странное ощущение.

Наверное, просто кажется.

И Федя уже чуть настойчивее гладит девочку костяшками пальцев по щеке. Легко скользит к подбородку, по тонкой шейке, тормозит у ворота блузки, над верхней пуговицей.

Взгляд жадно прилипает к полупрозрачной ткани. Там, под ней, Федя умудряется рассмотреть кружево белья. Кажется, даже острый соблазнительный сосок виден.

Федя трясет головой, точно пес. Наваждение какое-то, млять. Он заводится на полную, касаясь малышки всего лишь раз.

Он же сорвется сейчас!

Потому Белый не рискует. Вызванивает пацанов. Велит доставить девочку к отцу. Сам не едет. Списывает инцидент на усталость, и всю задницу, что творится сейчас с делами Барновского. Ведь сам Белый принимает крайне активное участие в них.

Как же! Усталость, млять! Он хочет еще разок увидеть Надию Варгинову. И это желание, как цунами, неостановимо.

Федя вздыхает. Возвращается из мыслей в настоящее, переводит взгляд на окна ресторана.

— Твою ж мать! — рычит и срывается с места.

***

Мы с девочками с потока договариваемся встретиться в уютном ресторанчике. Прихожу раньше всех. И ведь настроение совсем не праздничное. Но дома торчать уже надоедает.

Достаю ноутбук из рюкзака. Другого. Тот, розовый с конспектами Белый мне так и не возвращает. И плевать! Сессия закончилась. Тетрадки уже не нужны.

Вздыхаю. Думаю, что почитать, когда вернусь домой. Бесцельно брожу по сети.

— Так вот ты какая, цыпа, — доносится голос сверху, а рядом со мной на диван бесцеремонно устраивается какой-то незнакомец.

Я не знаю его. На вид — лет двадцать-двадцать пять. Молодой мужчина вызывает мерзкие ощущения. Не человек, а быдло какое-то, бандит.